В доме по-прежнему царила тишина, полировку мебели покрывал тонкий слой пыли, натертые половицы пола были застелены дешевыми ковриками. Вся обстановка была чрезвычайно старомодной, провинциальной и какой-то неприятной. На радиоприемнике стояла ваза с букетом; цветы еще не завяли. В одном углу стоял комод с зеркалом; здесь матушка хранила лучшие тарелки для гостей, ликерные рюмки и сувениры, привезенные сыновьями-военными из Индокитая. Там же стояло шесть фарфоровых фигурок. Ван дер Вальк открыл дверцу и взял в руки одну из них; он не слишком разбирался в таких вещах, но его знаний хватило на то, чтобы определить, что это дрезденская работа периода расцвета. Этот танцующий маркиз, эта кокетливая соблазнительная девушка, обнимающая обезьянку, этот великолепный попугай — все это вполне мог быть Кендлер. И все это не могло быть куплено на социальное пособие бывшим начальником станции — эти вещицы оказались здесь стараниями Жан-Клода. Это, несомненно, был подлинный Кендлер, стоивший по пять сотен футов за штуку.
Он заглянул в другую комнату. Ах… здесь побывал Жан-Клод. На это указывали вещицы, явно купленные у провинциального торговца, — да, изучив их более внимательно, он окончательно пришел к выводу, что все они куплены у провинциального антиквара, специализирующегося на старинных вещицах из фермерских домов и предметах крестьянского быта. Он продает их кинозвездам из Парижа, которые желают придать своим загородным домам настоящий деревенский вид. А подлинность пятнадцатого — шестнадцатого столетий стоит не один миллион. Здесь стояло этакое сиденье у окна, аккуратное и любовно ухоженное, несмотря на свой немолодой возраст. Дерево потемнело, на нем выделялись неожиданные завитки, и линии, которые теперь темно-оранжевые, были когда-то желтыми. Что бы это могло быть? Возможно, сундук? Он не имел о названии этого предмета ни малейшего представления. На этой штуке была расставлена довольно своеобразная коллекция. Чтобы получше разглядеть все это добро, Ван дер Вальк встал на колени. Камни. Драгоценные камни, вставленные в оправы из дерева, бронзы, стали и горного хрусталя. Опаловая материнская порода, дикая бирюза, необработанный изумруд. Правильных названий многих из этих камней он не знал; точно идентифицировать их и сказать, откуда они родом, смог бы только профессиональный геолог. Этот нежно-розовый, наверное, с Урала, а этот, такого зеленого цвета, что встречается только на павлиньих перьях, вполне возможно, из Канады, а этот аквамариновый кварц можно найти только на острове Святой Елены, а вот этот великолепный темно-красный, наверное, с вулканов Пюи-де-Дом. Аметисты из Бразилии и тибетский нефрит, горный хрусталь большей ценности, чем равный ему по весу необработанный алмаз, опаловые яйца, которые делают горные индейцы на границе Парагвая. Берилл и сардоникс, рубин и хризопраз…
На них не только не было ни пылинки, их явно любили, они не были обыкновенными безделушками. Они хранили прикосновения пальцев греческого собирателя губок, их ощупывал слепец, ими играл китайский мандарин и забавлялись маленькие египетские мальчики. А вот этот был привезен из Конго вместе со спящей до поры до времени лихорадкой каким-нибудь колонизатором, а этот был отдан французу страдающим сифилисом немецким легионером в уплату за ночлег под аркадами Пале-Руайяль. Но ни грязь, ни мерзость, ни болезнь не смогли оставить следа на красоте и чистоте камней. Бедный Жан-Клод.
Вздохнув, Ван дер Вальк поднялся с колен. В зале на богато украшенном стенде, из тех, что так любят французские охотники, с оленьими рогами и деревянной резьбой, висело ружье. Он взглянул на оружие с безразличием. Настало время подняться на верхний этаж. Плоские невысокие ступеньки из полированного дуба тихонько поскрипывали под его ногами, и он, как обычно, вдруг почувствовал абсурдный приступ стыда из-за того, что производит так много шума. Он рассеянно подумал, что ружье имеет несколько больший калибр, чем те, что обычно держат в своих домах простые люди. Практически у каждого француза есть ружье 22-го калибра, из которого он периодически стреляет по крысам, по кошкам, по галдящим воронам и по лисам, которые, как он подозревает, охотятся за его цыплятами, — но с этим вполне можно было пойти на льва.
Через деревянные ставни сквозь узкие щели пробивался свет, придавая спальне несколько фантастический, призрачный вид. Но на большой кровати лежали два абсолютно реальных, даже если и мертвых, человека. В комнате все еще чувствовался характерный резкий запах пороха, исходивший от двух пистолетных гильз. Майерлинг…