Она спустила Шанса с поводка. Он понюхал миску для воды – желтую, веселую, с отпечатками лап на боках – и подошел к лежаку. Его лоб слегка наморщился, когда пес оглянулся на Мишель.
Она улыбнулась, присела и похлопала по лежаку.
– Давай, Шанс. Это для тебя.
Он поставил туда одну лапу, потом другую. Оглянувшись пару раз, со вздохом рухнул на лежак. Она погладила его по спине и была вознаграждена ударами его хвоста.
– Видишь? – сказала она ему. – Вот такой будет теперь твоя жизнь.
Она поняла, что даже не задавалась вопросом, брать его или нет. В ту же секунду, когда Джаред показал ей измученного голодом и побоями пса, она приняла его в свою жизнь. Решила, что они будут лечить друг друга. Вчера утром ей позвонили из агентства по спасению животных и убедились, что все хорошо. Она получила электронный доступ к записям, касавшимся Шанса, включая оценку ветеринара. Согласно им, Шансу было около двух лет и у него не было заметных проблем со здоровьем, не считая следов побоев.
Она посмотрела на часы. Шанс получил обильный завтрак, но с тех пор ничего не ел. Она достала собачье печенье, купленное Карли. В его темных глазах вспыхнул интерес.
– Иди сюда, – позвала она.
Он вылез из лежака и встал перед ней.
– Шанс, сидеть.
Он сел. Она засмеялась.
– Хороший мальчик. Гляди-ка. Скоро мы выясним, что еще ты умеешь делать.
Она протянула ему печенье. Он осторожно взял его, вернулся на лежак, устроился в нем, тщательно разжевал печенье и проглотил. На его морде появилось довольное выражение, когда он посмотрел на Мишель.
– Съел? На здоровье! – сказала она ему.
– Что-то он у тебя не красавец.
Голос знакомый. Было время, когда обладатель этого голоса заменял Мишель целый мир. Или по крайней мере был якорем в крутящемся вихре, который представляла собой Бренда. Она повернулась в кресле и взглянула на отца, вошедшего в ее кабинет.
– Его где-то подобрали. У меня он всего несколько дней. Скоро поправится.
Она смотрела на его седеющие волосы, на морщины вокруг глаз и губ. Он слегка похудел, слегка постарел, но особенно не изменился. Если бы ей надо было обозначить разницу, она бы сказала, что он выглядел счастливым.
– Привет, папа.
– Мишель. – Он колебался, словно не знал, что ему делать, потом сел в кресло у стола. – Я звонил пару раз, чтобы сообщить тебе о нашем приезде. Но не мог дозвониться.
Она вспомнила звонки, которые игнорировала, свой срыв, когда она растоптала телефон.
– Я была немножко вне доступа.
Он пристально посмотрел на нее.
– Как у тебя дела?
В его вопросе звучала озабоченность. Она была трезвой и сравнительно здравомыслящей всего несколько дней. Ее одежда была все еще слишком велика, лицо бледное. Она выглядела такой, какой и была, – человек, находящийся на грани.
– Лучше. Серьезно, мне уже лучше.
Он тихо выругался.
– Почему ты не позвонила мне, девочка моя? Я давно бы приехал.
Знакомое «девочка моя» пробилось сквозь стену отчуждения, и Мишель снова почувствовала себя маленькой. Как в детстве, когда она сворачивалась в клубочек, натягивала на голову одеяло и отчаянно пыталась не слушать ночные ссоры родителей.
Она вздохнула и посмотрела на Шанса. Вид спящего пса ее успокоил. Она снова перевела взгляд на отца.
– Ты уехал. Ты оставил меня, папа. Ты ушел, даже не предупредив. Больше десяти лет я не слышала от тебя ни слова. Зачем мне звонить тебе теперь?
Отец заерзал в кресле.
– Я понимаю, что это выглядит плохо, девочка моя.
– Не только выглядит. Это
– Понимаю. Там смешалось так много всего. Твоя мать. Я никогда бы не женился на ней. Но она была беременной, а меня воспитали ответственным. Ты единственная моя радость от того брака.
– Но этого не хватило для того, чтобы ты остался.
Он с мольбой посмотрел на Мишель.
– Я ждал, когда тебе будет семнадцать. Хотел, чтобы ты стала достаточно взрослой и сама все решила. Взяла все в свои руки. – Он наклонился к ней. – Я хотел вернуться, но понимал, что Бренда станет отыгрываться на тебе, если я это сделаю. Так что я не давал о себе знать и ждал, когда ты станешь старше. Но ты ушла в армию, и я не знал, как связаться с тобой.
«Все это чушь, – подумала она. – Оправдания». Она любила отца, верила ему, зависела от него. У него не было реальных причин для того, что он сделал. Он выбрал любовницу, а не родную дочь. Сейчас, при всех его заявлениях о любви, он больше напоминал мать, и ей стало от этого не по себе.
Края комнаты расплылись, острая тоска и желание забыть обо всем пронзили ее. Ей до боли захотелось выпить глоток водки. Один глоток. Вот и все, что ей нужно.
Она схватила со стола бутылку воды и выпила немного. Но холодная жидкость не принесла облегчения. Где-то в глубине тела возникла дрожь и начала растекаться в разные стороны. Мишель понимала, что через считаные минуты задрожит с головы до ног.
– Вы надолго тут? – спросила она.
– На пару дней. Лана так рада увидеться с Карли и Габби.
– Еще бы, – пробормотала она, гадая, расслышал ли он сарказм или принял все за чистую монету.
Она выпрямилась и вздохнула:
– Папа, у меня срочная работа. Может, поговорим потом?