Северо-Запад

Он хотел ухватить ее запястье, но она проскочила мимо него. Он отправился за ней в спальню. Она опустила лестницу, ведущую на чердак через дверь в потолке, и уже поднялась до середины.

– Не подглядывай!

Но она поднималась так, что не подглядывать было невозможно, как невозможно было не заметить белый мышиный хвостик бечевки тампона. – Осторожнее, стекло.

Феликс вошел в пятно света – ему потребовалось несколько секунд, чтобы привыкли глаза. Он осторожно поставил колено между двумя разбитыми бутылками пива и подтянулся. Потом посмотрел на свои руки: они были покрыты чешуйками выжженого солнцем и разрушенного водой дерева. Он помогал отделывать эту крышу, потом красил ее вместе с несколькими рабочими из группы и даже одним продюсером, потому что время и бюджет были на исходе. Все потом покрыли густым слоем белой глянцевой краски, чтобы максимизировать свет. Делалось это очень быстро ради вымысла. Результат не планировалось использовать в реальном мире. Теперь она взяла помятую пачку сигарет и пустую бутылку водки, брезгливо бросила в переполненный бачок, словно удаление двух предметов могло как-то изменить общую картину всеобъемлющего мусорного праздника. Феликс перешагнул через мокрый спальник, отяжелевший от влаги и наполненный чем-то, слава богу, не человеком. Прошедшей ночью шел дождь – в воздухе стояла относительная росистая свежесть, но тянуло и чем-то посерьезнее, и каждая минута на солнце делала этот запах все более серьезным. Феликс направился в относительно малопопулярный дальний восточный угол у трубы ради создаваемой ею тени. Доски под его ногами отчаянно скрипели.

– Это все нужно ремонтировать.

– Да. Только рабочих рук теперь нигде не найти. В прежние времена можно было заполучить чудную съемочную группу, они платили тебе по две тысячи в неделю, ремонтировали крышу, красили ее, страстно тебя трахали и говорили, что любят, но, боюсь, теперь такие услуги остались в прошлом.

Феликс опустил голову на руки.

– Анни, старушка. Ты меня смешишь до упаду.

Анни печально улыбнулась.

– Я рада, что все еще могу что-то для тебя сделать… – Она поставила на ножки перевернутый шезлонг. – В настоящий момент вид немного непритязательный, я знаю… Но я тут развлекалась: у меня в прошлую пятницу был большой прием, так хорошо провела время, жаль, тебя не было. Я тебе отправила эсэмэску. Ты умудряешься не читать мои эсэмэски. Замечательное собрание, милейшие люди. Тут было жарко, как на Ивисе.

Она пыталась выдать происходившее за вечеринку, собравшую титанов и гениев. Феликс поднял пустую бутылку сидра «Стронгбоу», приспособленную под бонг.

– Ты не должна позволять людям тебя использовать.

Анни фыркнула.

– Что за глупости! – Она сидела, широко расставив ноги, на маленьком кирпичном мостике между двумя дымовыми трубами. – Люди для того и существуют. Чтобы использовать друг друга. А для чего еще они нужны?

– Они вьются вокруг тебя только потому, что у тебя есть то, что им надо. Это лондонские халявщики. Им нужно где-то переночевать. А если при этом есть еще и бесплатная дурь – это считается бонусом.

– Отлично. Вот это у меня и есть. Почему люди не могут воспользоваться мной, если им требуется то, что у меня есть? – Она положила ногу на ногу, как учитель, дошедший до сути своего урока. – Получается, что в области недвижимости и наркотиков я сильна, а они слабы. В других областях дела обстоят наоборот. Слабые должны использовать сильных, ты так не считаешь? Лучше, чем наоборот. Я хочу, чтобы мои друзья использовали меня. Я хочу, чтобы они получали от меня то, что у меня есть. Пусть пьют мою кровь. Почему нет? Они мои друзья. Что еще мне делать в этом мире? Растить детей?

Феликс знал, что этот разговор приведет их в ловушку. Он попытался избежать ее.

– Говорю тебе: никакие они тебе не друзья. Они пользователи.

Анни смерила его взглядом над приспущенными очками.

– Ты говоришь так уверенно. Знаешь это по личному опыту?

– Зачем ты пытаешься вывернуть мои слова наизнанку?

Он легко возбуждался, и другие неверно истолковывали его состояние как злость. Люди считали, что он готов их ударить, тогда как он всего лишь нервничал или немного раздражался. Анни подняла дрожащий палец.

– Не смей повышать на меня голос, Феликс. Надеюсь, ты пришел сюда не для того, чтобы ругаться, потому что я в самом деле слаба.

Феликс застонал и сел рядом с ней на кирпичном мостике, положил руку ей на колено, как он считал, по-отцовски или по-дружески, но она схватила его руку, крепко сжала в своей.

– Видишь? Вон там? Флаги. Кто-то дома. Лучший вид в городе.

– Анни…

– Мою мать представляли во дворце. И мою бабушку.

– Правда?

– Да, Феликс, правда. Я ведь тебе это уже говорила.

– Да, вообще-то, говорила.

Он высвободил руку и снова встал.

– Те, кто искал меня когда-то, бегут меня[36], – тихо сказала Анни, потом сняла халат и легла, обнаженная, на солнце. – В холодильнике есть немного водки.

– Я тебе уже говорил: я больше не пью.

– Все еще?

– Я тебе сказал. Поэтому я перестал бывать у тебя. Не только поэтому, имеются и другие причины. Я чист. Тебе самой стоит об этом подумать.