Читаем Северные были полностью

— Мы имеем три скульптурных портрета работы Василия Житнухина, сказала директор музея Лидия Афанасьевна Малахова. Два бюста Ленина и один А. С. Пушкина. Разве проявление народной любви к Ильичу может пройти?

<p><strong>В БОЯХ ЗА РОДИНУ</strong></p><p><strong>СЕВЕРЯНКА</strong></p><p><emphasis>(Документальная повесть)</emphasis></p><p>ЧЕРНЫЕ НОЧИ СУМЩИНЫ</p>

Осенние ночи на Сумщине, пока не выпал снег, спускаются на землю рано и внезапно. А в ту тревожную осень 1941 года города и села к тому же не светились ни одним окошком.

В одну из таких мертвых ночей в город Ахтырку со стороны Лебедина вошла невысокого роста, щупленькая, чернявая девушка с небольшим чемоданчиком в руке. В городе вот уже несколько дней свирепствовали гитлеровцы, их патрули наводняли улицы, везде раздавались выстрелы.

Девушка с чемоданчиком благополучно добралась до дома номер тридцать восемь по улице Крылова, оглянулась по сторонам и осторожно постучала. Чуть погодя за дверью раздался густой мужской голос:

— Кто там?

— Скажите, пожалуйста, это дом номер восемьдесят три? — спросила девушка.

— Нет, это дом номер тридцать восемь, — ответил мужчина.

— Простите, я спутала цифры.

Звякнула щеколда, мужчина радушно пригласил:

— Входите. — Помолчав, спросил: — Давно?

— Несколько часов назад.

— На парашюте?

— Да.

— Следов не оставили?

— Надеюсь, нет.

— Багаж?

— В лесу, — ответила девушка.

— Хорошо, — сказал мужчина и только теперь представился: — Михайленко Филипп Андреевич.

— Ася, — сказала девушка. — Я вас знаю. Заочно.

— Пока этого достаточно. Э-э, — прибавив в фонаре свет, протянул вдруг мужчина, — сколько же вам лет?

— Двадцать.

— Есть хотите?

— Нет.

— Тогда — отдыхать. На чердаке место приготовлено. Утро вечера мудренее.

Оставшись одна, Ася ощупью разделась, сунула под жесткую подушку маленький пистолет, накрылась байковым одеялом. Внизу, в хате, что-то стукнуло, потом раздался певучий женский голос:

— Кто это к тебе приходил?

— Родственница. Дальняя, — равнодушно ответил Михайленко. — Я ее отправил спать на горище. В хате-то места нет.

Все стихло. Лишь изредка тишину нарушало гудение вражеских самолетов, летевших бомбить осажденный Харьков.

Несмотря на страшную усталость, Ася долго не могла уснуть. Впечатления дня и ночи стояли перед глазами, волновали, заставляли вновь и вновь переживать минувшее. Да, отныне она для окружающих будет дальней родственницей Филиппа Андреевича, прибывшей из города Сумы.

<p>КРАЙ ДЫМНЫХ РОС</p>

— Девочки, какой я родничок нашла! Вода вкусная-превкусная, аж зубы ломит.

Они теребили колхозный лен. Стояла невыносимая жара. Земля так затвердела, что, казалось, корни пожелтевших растений впаяны в камень. У школьниц сильно ныли натруженные спины, саднило намозоленные руки, а головы наливались свинцовой тяжестью. Хотелось пить.

— Где родничок? Показывай!

Люба повела девочек на конец поля. Около небольшого камня-валуна выбивалась из-под земли небольшим вьюночком хрустальная вода. По краям маленького углубления росли незабудки. Они были влажные и холодные, хотя вода из родника не выплескивалась: уровень ее в углублении был всегда одинаков. Хрустальный вьюночек, выбившись из-под земли, вновь уходил в нее.

Девочки напились воды. Она и впрямь оказалась вкусной и холодной: усталости как не бывало.

Любе вспомнились слова матери: «Главное, успеть вытеребить, обмолотить и разостлать лен под августовские росы». И она сказала девочкам:

— А теперь дотеребим эти два загона. Уж немного осталось.

Августовские дымные росы… Люба их почему-то особенно любила. С крыльца родного дома, что в селе Новом, она могла часами наблюдать, как вдали, меж перелесками, на низкие поля медленно падал туман. Сгущались сумерки. В лугах, в кустах ивняка, затягивали свои скрипучие песни коростели. Вот уже не видно полей, а на их месте словно бы разливаются озера беловатой воды.

Девочка любила неяркую северную природу, родное село. Тихая, задумчивая речка, кружево берез и трепет осин, земляничные поляны, а зимой — белые безмолвные поля, медноствольные сосны, ели, стынущие под тяжестью снега.

Потому-то и не хотелось Любе уезжать из родного села в районный центр Устье. А переезжать надо было — перебиралась вся семья: отец, мать, старшие сестры.

Вопреки ожиданиям, Устье Любе понравилось. Рядом был лес, в половодье неспокойное Кубенское озеро вкатывалось прямо в село. Жители в эту пору плавали по улицам на лодках.

Через год в семье произошло несчастье: умер отец. Старшие сестры как-то сразу повзрослели, стала серьезной и младшая, она вступила в комсомол, участвовала в художественной самодеятельности, дружила с товарищами. Здесь, в средней школе, к серьезной не по годам десятикласснице пришла и первая любовь. Он был ее одноклассником, любил книги, мечтал о вузе, стал самым близким и родным человеком. Звали его Никон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии