– Мужики, не робейте, не падайте духом! Крепко стойте за советскую власть! Скоро будет конец псам смердящим… Прощайте, мужики!.. – высоким, звонким голосом крикнул Тихон. – Бог с вами! Любка… батьку не забывай…
Перед его мысленным взором вдруг возникла Люба, как она, держа кафтан в руках, что-то сказала… Он вспомнил сына…
Флеминг выстрелил. Взмахнув руками, старик упал, Флеминг подбежал к нему и еще несколько раз выстрелил в мертвого.
В избах, где размещались солдаты первого батальона, вовсе не было так спокойно, как казалось офицерам Флеминга.
Солдаты готовились к предстоящему выступлению. Подпольный комитет обсуждал маршрут прорыва. Предполагалось, что, пройдя линию окопов, люди разойдутся по лесам, затем выйдут к назначенному месту. Были выбраны командиры рот и взводов.
На исходе второго часа ночи Жемчужный зашел к Андрею. Андрей сидел, окруженный солдатами своей роты.
– Не выдержать и Колчаку, – говорил он. – Вот «Северное утро» пишет, что у Колчака хорошо. А на самом деле еще весной колчаковцы разбиты, держатся кое-как на последнем дыхании. Про Питер тоже писали, будто он взят. Ничего у интервентов не вышло. И не выйдет. Много раз нападали на Россию иностранные грабители и каждый раз получали по шапке.
– И по зубам… – зычно прибавил Жемчужный, заглянув в сарай. – Здорово! Ну, шо тут у вас?
– Подсаживайся, – проговорил Андрей. – Вот поужинали да беседуем помаленьку… Не спится.
Люди сидели на сене. В ногах у них стоял котелок с кашей, но до нее никто не дотрагивался.
– Рады, хлопцы? Аврал? – возбужденно заговорил Жемчужный. – Дождались дня! Только подумайте: к своим пойдем. Одно приказываю: без паники! Ясно? Держаться всем по-флотски, гордо. Мы бесстрашны, и никаких гвоздей! У вас все в порядке?
– Все, – сказал Андрей.
– Услышишь залпы, начинай. И тоже подавай команду к залпу… Я ровно в три подыму свою роту. Ну, братва… За власть Советов!
Жемчужный встал и пожал всем солдатам руки. Рукопожатия были крепкие: люди будто прощались навек.
– Офицеров арестовать. Колы будут сопротивляться, распорядись по-кронштадтски!
Он рубанул рукой и вышел.
Андрей пошел проводить его. На горизонте полыхало зарево.
– Арсентьевская горит, – со злобой сказал боцман. – Ну, сынку… Недолго им теперь пановать! И ты теперь не тот, що був раньше…
Боцман одобряюще улыбнулся и, тряхнув Андрею руку, не спеша зашагал по деревенской улице.
«Неужели я скоро всех увижу: и Фролова, и Любу, и Валерия? – думал Андрей, провожая глазами сильно поседевшего, но все еще крепкого и чубатого боцмана. – Неужели доживу?» Он поймал себя на том, что не вспомнил о матери: «Что с нею? Ах, мама… Отбился твой сынок от тихой жизни. Не тот, прав Матюша».
После карательной экспедиции Флеминг приехал в Двинский Березник с докладом к бригадному генералу Финлесону. Сели играть в покер. Генералу везло. Флеминг повышал ставки. Вдруг раздались далекие одиночные выстрелы, затем донеслась заглушённая расстоянием пулеметная очередь.
Финлесон прислушался.
– Это со стрельбища, – спокойно сказал Флеминг. – Вчера привезли новое оружие. Пробуют, очевидно.
Канонерская лодка «Хумблэр», стоявшая на Двине, также услышала выстрелы. Но берега реки были спокойны. Все словно замерло. На канонерке тоже решили, что идет пристрелка оружия.
Все выяснилось только после того, как на берегу появился раненый офицер одной из рот. Он подползал к реке. «Хумблэр» выслал ему шлюпку.
Насмерть перепуганный, трясущийся от страха капитан рассказал, что присланный на Двину русский батальон восстал. Офицеры, спавшие по избам, обезоружены и связаны. Перестрелка была с теми из них, кто сопротивлялся. Батальон, руководимый большевиками, направляется к линии фронта…
– В телефонной трубке что-то трещало. Раздраженный Ларри плохо слышал голос генерала Финлесона и никак не мог поверить случившемуся.
– Но позвольте, – кричал он, – неужели никто не мог остановить их?!
– Их преследует конная пулеметная команда…
– Как же им удалось прорваться?
– С большими потерями. Сейчас несколько аэропланов бомбят лес.
Ларри бросил трубку и поехал к Айронсайду.
4
Об отряде Хаджи-Мурата Дзарахохова, врезавшемся в глубокие тылы противника, ходили легенды. Хаджи-Мурат громил штабы интервентов, снимал секреты и засады, уводил обозы, лошадей, и все свои трофеи раздавал беднякам. Особенно он славился ночными набегами. Прослышав, что в окрестностях появился отряд Хаджи-Мурата, интервенты не спали по ночам.
В ту ночь, когда русский батальон прорвался сквозь линию фронта, отряд Хаджи-Мурата вместе с приданной ему командой разведчиков застрял в прифронтовой деревне.
Горцу не спалось: болела раненая нога. Он расхаживал по избе, не находя себе места.
В сенях послышались чьи-то осторожные, мягкие шаги. Затем скрипнула дверь в избе. Хаджи-Мурат обернулся. На пороге появился стройный боец с длинными белыми кудрями, выбивающимися из-под кубанки.
– Что, Люба?
– В лесу ухает… Что-то деется! – Голос у Любы был тревожный.
– Какое нам дело! Там наших нет, – равнодушно ответил Дзарахохов.