Северная Аврора

– Это бесчеловечно, – сказал он. – Мадам Базыкина – такая милая дама! Воображаю себе ее горе, когда она узнает о том, что случилось! Нет, как хотите, но это бесчеловечно.

Слова Пигалля были переданы. Лейтенант Бо немедленно вызвал к себе сержанта и стал допрашивать его.

– Мне нечего рассказывать, – возразил Пигалль.

– Ты возил посылки?

– По вашему распоряжению.

– Еще что?

Больше ничего.

– Ничего? Так-то ты выполнил мое приказание… Ничего!

Бо несколько раз ударил Пигалля стеком.

– Ну? – бледнея от гнева, сказал лейтенант. – Я знаю все! (Хотя он ничего не знал.) Все!.. Понял?… Если ты что-нибудь утаишь, то никогда не вернешься во Францию… Твои кости сгниют на Мудьюге. Признавайся, а то еще хуже будет.

Пигалль испугался и рассказал о том, что передал Базыкину два письма от жены.

– Я пожалел мадам… Там не было ничего серьезного.

– Ты же не знаешь русского языка, дерьмо!

– Мадам не могла лгать…

Лейтенант поморщился.

– Ты не только преступник, но еще и дурак, – брезгливо сказал он.

Вошли англичане-конвоиры. Сержант был арестован. К «делу привлеченных в связи с побегом» прибавилось дело сержанта Пигалля.

Шурочка увидела Пигалля как раз в тот день, когда его привезли в Архангельск. Это было шестнадцатого января.

8

Накануне, то есть пятнадцатого января, рано утром Андрея послали на очистку выгребных ям возле лазарета. Лазарет представлял собой строение из щитов, пустое пространство между которыми было заполнено мокрым песком, сейчас затвердевшим, как лед. Температура здесь не поднималась выше трех градусов тепла даже тогда, когда топились печи. Но так как они почти никогда не топились, то температура в каторжном лазарете была такая же, как и на улице. Заключенные называли свой лазарет «машиной смерти». Холод был такой, что больные спали в обуви и, несмотря на это, ноги, по их выражению, примерзали к подошвам…

Кончив порученную ему работу, Андрей собрался идти в барак. Но внимание его привлекли сани, остановившиеся возле лазарета. На них сидели конвоиры и лежали заключенные.

Сердце Андрея сжалось от недоброго предчувствия. Между тем из лазарета вышли санитары с носилками и началась выгрузка.

Бросив лошадь, Андрей пошел вслед за санитарами. Носилки поставили на грязный пол, в приемном покое. Английский врач начал осмотр, не снимая шубы, со стеком в руках.

Скинули рогожу с первых носилок. Андрей увидел Егорова. Большая рыжая борода шенкурца совсем поседела, будто покрылась изморозью. Руки, синие как лед, лежали неподвижно. Лицо раздулось, почернело. Егоров лежал не двигаясь, и можно было подумать, что он умер, если бы не легкий парок, который чуть вился из его открытого рта.

В приемный покой вошел лейтенант Бо. Он никому не задал ни одного вопроса, только покусывал губы да время от времени поправлял пенсне в золотой оправе.

Вторым осматривали Жемчужного. Андрей узнал его лишь по бороде. Мертвенно-бледное лицо боцмана было так обтянуто кожей, что напоминало череп. Отвисшая нижняя губа обнажила крепко стиснутые зубы.

Посмотрев на Базыкина, врач приказал его раздеть. Когда с Николая Платоновича стали снимать белье, вместе с бельем длинными мокрыми лоскутьями полезла кожа. Базыкин не стонал, либо уже не чувствуя никакой боли, либо сдерживаясь из последних сил. Но глаза на его темном, заросшем какой-то зеленой щетиной лице вдруг загорелись ненавистью. Когда доктор, нагнувшись, постучал стеком по его лбу, плечи Базыкина вздрогнули. Он, видимо, хотел вскочить, кинуться на врача, но сил не было, и он только тяжело вздохнул.

До сих пор Андрей стоял молча, оцепенев от всего, что он увидел. Но тут в нем взорвалось что-то, и он не помня себя кинулся к носилкам, упал перед ними на колени и судорожно обнял потерявшего сознание Базыкина.

– Негодяи… Мучители! Мы все вам припомним! Все! Есть справедливость на свете! Николай Платонович… Очнитесь, Николай Платонович! Это я, Андрей…

Санитары попытались оторвать его от носилок, он оттолкнул их от себя.

Тогда врач вызвал солдат. Они подхватили упиравшегося Андрея, протащили его по грязному полу приемного покоя и выбросили на снег, предварительно избив До того, что он потерял сознание.

Вечером того же дня Базыкин, Егоров и Жемчужный были доставлены на «Святогор».

«Святогор» стоял среди льдов на рейде Мудьюга, в версте от причалов. К его носовому борту льды подходили сплошняком, тут был спущен трап.

После доставки заключенных на ледокол прибыла англо-американская комиссия, возглавляемая лейтенантом Бо. Сюда же привели и Андрея Латкина. Его посадили в отсек вместе с боцманом Жемчужным.