Северная Аврора

Они помолчали.

- А праздник девочкам ты все-таки устроила! Хороша елочка?

- А ты откуда знаешь?

- Знаю... Молодчина! Надо было их побаловать...

- Принес неизвестный какой-то человек, - зарумянившись, отозвалась Шурочка. - Накануне рождества. В сочельник. Никого из нас дома не было. И записочка приколота: "А. М. Базыкиной". Для девочек это было огромной радостью... Словно действительно дед Мороз побывал. Чесноков усмехнулся.

- Да уж не ты ли это, Чесноков? - пристально посмотрев на него, спросила Шура.

- Честное слово, не я, но ребята мои... Транспортники. Ты знаешь, Шура... Вот сейчас, в дни бедствия, особенно ясно, как ребята нами дорожат. У самих ведь в кармане вошь на аркане, а собирают деньги для заключенных. Вчера опять передали деньги от рабочих судоремонтного завода. Это не шутка!

Наконец, пришел и Потылихин. Чесноков отвел его в дальний угол комнаты к окну, и они стали тихо разговаривать.

- Я вызвал тебя вот зачем, - начал Чесноков. - Нам надо устроить явку в самом ходовом месте. В центре! Чтобы могло собираться несколько человек сразу... И чтобы хвоста за собой не иметь.

- Ты уж не о нашей ли мастерской? - спросил Потылихин.

- Именно. Ведь у вас как будто и гражданские заказы принимают?

- Принимают.

- Чего же лучше!.. Вот и ширма! Но дело не только в этом. Надо встретиться судоремонтникам-большевикам. Соломбала - окраина, и частные дома там, как на блюдечке. Надо выбрать какое-нибудь официальное место. Здесь, в центре, где людно... Ну, понимаешь! За вашей мастерской ведь никакого наблюдения?

- Никакого.

- А как ты сюда пришел?

- Да уж не беспокойся, я конспирацию знаю. - Потылихин улыбнулся. Задами... И через забор!

- Ты сейчас должен быть, как стеклышко.

- Я и есть, как стеклышко. - Потылихин засмеялся:- Меня даже военное начальство уважает! Господа офицеры всегда со мной за руку... Полная благонадежность!

- Так вот, можно ли у вас в мастерской собрание организовать?

- Дерзкий ты человек!

- А что ж, Максимыч! Дерзость иногда бывает, самым верным расчетом.

Чесноков встал:

- Эту дерзость я со всех точек зрения обдумал... Никому никогда в голову не придет, что почти в самом сердце врага, в военной мастерской, собираются большевики. Когда у вас кончается работа?

- Солдаты уходят после пяти. Начальство позже четырех редко засиживается...

- Значит, в восемь или в девять можно назначить собрание! Да ты не беспокойся, я за народ ручаюсь... - сказал Чесноков, заметив, что осторожный Максим Максимыч колеблется.

- Коли ручаешься, хорошо... Будет сделано. А когда предполагаешь?

- На будущей неделе. Я тебе сообщу через Дементия. И приготовь-ка, Максимыч, доклад... - сказал Чесноков, набивая махоркой глиняную трубочку. Тема - общее положение... Да не у нас, а в стране... Что делается на юге, на Восточном фронте... Надо, чтобы товарищи знали о работе Ленина и Сталина. То, что происходит у нас в Архангельске, мы и без докладов знаем. Расскажи, что видел в Вологде... Как строится Красная Армия... Надо, чтобы доклад у тебя был боевой... крепкий, бодрый. Чтобы он поднял настроение у людей.

- Понятно!..

Они отошли от окна. Шурочка с тревогой вглядывалась в их лица.

- На Мудьюге как будто что-то случилось, - сказал Потылихин. Подробности мне еще не известны... На днях обещались сообщить.

Шура побледнела.

- На Мудьюге? - переспросила она дрогнувшим голосом.

- Ничего особенного, Шурочка, - успокаивающе заговорил Потылихин. Туда ездила комиссия из контрразведки. Какой-то неудачный побег... Вот и все!

- Фамилии какие-нибудь назывались? - спросила Шура.

- Козырев какой-то... Будь спокойна, Колю не называли.

- И Пигалль больше не приходил, - прошептала Шурочка, кусая посеревшие губы. - Вот уж три недели...

- Это еще ничего не значит, - сказал Чесноков. - Возьми себя в руки.

- С Колей плохо... - нервно сказала Шура. Она несколько раз прошлась взад-вперед по комнате. - Я это сразу почувствовала, как только Максим Максимович заикнулся о Мудьюге. Неужели расстреляли? Или привезли сюда, чтобы пытать?..

Шурочка, вернувшись домой, как всегда ласково поговорила с детьми, покормила их ужином, уложила спать, сама легла, но заснуть ей никак не удавалось. Перед ее глазами все время словно падал снег, высились какие-то скалы, шумели, сталкиваясь, ледяные глыбы, чернели волны, и в снежной пелене мерещился загадочный, страшный Мудьюг.

Утром она отправилась в контрразведку. Солдаты, которым, очевидно, только что дали виски, выходили из комендатуры с багровыми лицами и пели непристойную английскую песенку. Один из них, проходя мимо Шуры, ущипнул ее за подбородок и, думая что она не знает по-английски, сказал: "Ну что, красотка, поедем с нами делать покойников?".

Шура в ужасе отшатнулась. Солдаты с хохотом влезали в кузов грузовика. Кучка женщин и мужчин, добивавшихся чего-то у коменданта, смотрела на все это остекленевшими глазами.

После длинных просьб и переговоров ее, наконец, пропустили, но не к лейтенанту Бо и не к начальнику контрразведки Торнхиллу, а к подполковнику Ларри.