Север – Юг

— Дыра, каких мало, господин лейтенант, — сказал Берф. — Я был там пару раз, когда еще служил в Двенадцатом. Лет пять назад. Это, собственно, и не село, а лишь, как сказал тогда капитан Маддерг, грязь, выброшенная на берег. Местные — странные. Упорные, хмурые, мстительные, говорят мало и смердят рыбой…

— Совсем как мой дядюшка.

— Как скажешь, Вархенн, — усмехнулся Берф. — Их так называемое село — всего лишь ряд халуп, примостившихся над озером. Так его выстроили. Каждая семья оккупирует часть берега — шагов в шестьдесят шириной. А поскольку живет там семей пятьдесят, а во всем Бирте каких-то полмили длины, сражаются они за каждый клочок своей земли, и один другому не спускает ничего. Кроме того, они самостоятельны. Сами ремонтируют лодки, сами делают сети, сами ловят и сушат рыбу. На чужаков поглядывают волком, но чтобы случались у них какие-то серьезные проблемы с законом — я о таком не слыхивал. Рыбу обменивают на муку, соль, шерсть, мясо и так далее. Село выстроили как раз напротив места, где Старый Гвихрен впадает в озеро, а потому все халупы стоят на столпах.

— По причине?

— Волны, господин лейтенант. Дорант в том месте где-то в милю шириной. И только потом оно уходит к западу. С Гвихрена, особенно летом, любят отрываться ледяные глыбы, некоторые — размером больше, чем жилище в несколько этажей. Волна, когда достигает противоположного берега, бывает фута три в высоту. Я видел такое собственными глазами. И это все, что я знаю.

— Какие-то банды в окрестностях?

— Не было их в то время, и я не думаю, чтобы они появились теперь. Кроме Бирта, в радиусе десяти миль там нет никакого человеческого жилья. Ни дорог, ни сел. Это яловые земли, только скалы и лед.

— А по другую сторону?

— Еще хуже, господин лейтенант. Весь северный берег — одна большая отвесная стена, а сразу за ней начинается Большой хребет. Вроде бы живет там несколько племен ахеров, но они не любят большой воды, а потому избегают озера. Если что-то и вправду разорвало тех людей в клочья, то пришло оно с нашей стороны.

— В таком случае, — Велергорф ощерился на все татуированное лицо, — мы найдем это не пойми что, дадим ему по голове и поставим перед судом.

Кеннет кивнул:

— Хорошо бы. По крайней мере у меня есть доброволец, если придется выставить кого-то в качестве приманки… — Он хлопнул старейшего десятника по плечу.

Ухмылка того сделалась только шире.

— Всегда верны Страже, господин лейтенант.

* * *

Вода была холодна, словно лед. Он чувствовал это, несмотря на слои шкур и мехов. Выполненный из кости и кусков дерева, обтянутый шкурой скелет маленькой лодочки казался стократ более хрупким здесь, посредине озера, нежели на суше. Что-то было в том, что народ его не любил открытой воды: широкие реки, большие озера, полусказочное море — вещи, которые пугали их до глубины души. Но, несмотря ни на что, они научились строить легкие лодочки — из того, что было под рукою. Они взяли это знание от своих кузенов за Большим хребтом, которые строили укрытия из снега и охотились на морских созданий. Эта ветвь его народа отделилась от главного ствола аг’хеери так давно, что нелюбовь к воде у них исчезла, выдавленная смертельной необходимостью. В стране ледяных островов и вечного снега было лишь два выхода: либо научиться плавать, либо умереть. А теперь он использовал знание далеких родственников, чтобы исполнить данную неисчислимые поколения назад клятву.

Некоторое время он пробовал эту мысль, крутил ее в голове. Так он сказал вождям, когда те спросили, отчего он желает переплыть озеро. Это они сумели понять: клятва, данный обет — такие вещи были очевидными и простыми. Впрочем, он повторял их сам себе так долго, что почти поверил этим словам, и если внезапная волна теперь перевернет его лоханку, то он, идя на дно, может делать вид, что погиб за правое дело.

Он широко улыбнулся.

Вот уже три дня он интенсивно жевал смесь трав и нескольких размолотых в пыль минералов. Теперь не только зубы, но и его язык с деснами были красны, словно артериальная кровь. Он склонился и поглядел на свое отражение. Лицо покрыто цветной татуировкой, нижние зубы, выступающие изо рта, словно из свежей раны, глаза глубоко под надбровными дугами. Можно испугаться. Он ощерился снова, клацнул зубами. Война — это война.

Впервые он почувствовал его дней десять назад. Дрожание троп духов. Он не шел ими тогда, охотился, но все же ощутил, словно кто-то привязал к его хребту несколько струн и заиграл на них. Сила выгнулась, Мрак… загремел, да, именно загремел, вторя стонам Силы. Духи, ходящие под ним и сквозь него, ринулись во все стороны, сбегая из места, где объявилось это Нечто. А потом… Он все еще помнил, что увидел, когда наконец ступил на тропу духов. Темнота, хаос и голод.