Север и Юг

— Я не знаком с мистером Хейлом. Поэтому мне трудно дать совет. Но я полагаю, опираясь на впечатление от того, с каким самообладанием вы приняли все, что я не смог утаить от вас, вы сумеете сообщить вашему отцу все, что необходимо, и со всей возможной бережностью. Скорее, мои визиты, с которыми я буду приходить к вам время от времени, — хотя боюсь, что не смогу ничего сделать, а только облегчить страдания, — а также множество самых незначительных случайностей могут возбудить его тревогу, усилить ее, а потому всего вместе окажется достаточно, чтобы его подготовить. Более того, моя дорогая юная леди, я говорил с мистером Торнтоном, и я уважаю вашего отца за жертву, которую он принес, тем не менее, как я полагаю, он ошибся. Ну, на этот раз — все, если вы удовлетворены, моя дорогая. И помните, когда я приду снова, я приду как друг. И вы должны научиться считать меня другом, потому что знакомство при таких обстоятельствах значит больше, чем годы светского общения.

Маргарет не могла ответить — ее душили слезы, — но крепко пожала ему руку при прощании.

«Что за чудесная девушка! — подумал доктор Дональдсон, сидя в своем экипаже. — Кто бы мог подумать, что такая маленькая рука может быть такой сильной? Но она хорошо сложена, в этом и заключается источник силы… Настоящая королева! Как гордо она вскинула голову, когда заставляла меня говорить правду, а затем склонила ее, чтобы внимательно слушать. Бедняжка! Я должен проследить, чтобы она не переутомилась. Хотя поразительно, сколько страданий могут вынести вот такие хрупкие создания. Эта девушка по-настоящему отважна. После такого шока любая другая на ее месте не обошлась бы без обморока или истерики. Но только не она! И ведь держалась только силой воли. Будь я на тридцать лет моложе, я бы тут же упал к ее ногам. Увы, слишком поздно. А! Вот мы и у Арчеров». С тем он и вышел из экипажа, готовясь служить благу больного всей своей мудростью, опытом и состраданием, точно в целом мире для него не было ничего более важного.

Тем временем Маргарет вернулась на минуту в кабинет отца, чтобы набраться сил, прежде чем подняться наверх к матери.

«О Господи Боже мой! Как это ужасно! Как я перенесу это? Такое тяжелое заболевание! И нет надежды! О мама, мама! Лучше бы я никогда не ездила к тете Шоу и не провела бы все эти бесценные годы вдали от тебя! Бедная мама! Сколько она, должно быть, вытерпела! О! Я умоляю Тебя, Господи, избавь ее от слишком сильных, слишком тяжких мучений! Как я переживу ее муки? Как я смогу вытерпеть папины страдания? Ему нельзя все рассказывать, только не все сразу. Это убьет его. Но я не хочу терять ни одной лишней минуты вдали от моей дорогой, любимой мамы».

Она поднялась наверх. Диксон не было в комнате. Миссис Хейл лежала, откинувшись в кресле, завернувшись в мягкую белую шаль и надев чепец, отдыхая после визита доктора. Она выглядела бледной, утомленной осмотром, но спокойной, и это спокойствие поразило Маргарет.

— Маргарет, ты так странно выглядишь! В чем дело? — спросила миссис Хейл, но, когда догадка вдруг осенила ее, она добавила почти сердито: — Ты не виделась с доктором Дональдсоном и не задавала ему вопросы, не правда ли, дитя мое? — Маргарет не ответила, только с тоской посмотрела на мать. Миссис Хейл сдвинула брови. — Он, конечно, не нарушил бы данное мне слово и…

— О да, мама, конечно. Я заставила его. Это из-за меня, это я виновата. — Она опустилась на колени возле матери и схватила ее руку, она бы ни за что не отпустила ее, хотя миссис Хейл и пыталась ее выдернуть. Маргарет продолжала целовать ее, омывая своими горячими слезами.

— Маргарет, ты поступила неправильно. Ты знала, что мне не хотелось, чтобы тебе говорили. — Но, словно устав от борьбы, миссис Хейл оставила свою руку в ладонях Маргарет и спустя какое-то время ответила легким пожатием. Это приободрило Маргарет, и она сказала:

— О мама! Позволь мне быть твоей сиделкой. Я научусь всему, чему Диксон сможет научить меня. Ты же знаешь, я — твое дитя, и я думаю, что имею право сделать для тебя все.

— Ты не знаешь, о чем просишь, — ответила миссис Хейл, содрогнувшись.

— Нет, знаю. Я знаю намного больше, чем ты думаешь. Позволь мне быть твоей сиделкой. Во всяком случае, позволь мне попробовать. Никто не сделает это так усердно и с такой любовью, как я. Это станет мне таким утешением, мама.

— Мое бедное дитя! Хорошо, попробуй. Ты знаешь, Маргарет, Диксон и я думали, ты станешь избегать меня, если узнаешь…

— Диксон думала! — сказала Маргарет презрительно. — Диксон не может поверить, что я люблю тебя так же, как и она. Я полагаю, она думала, что я одна из тех бедных болезненных женщин, которым нравится лежать на розовых лепестках и обмахиваться веером весь день. Не позволяй фантазиям Диксон становиться между мной и тобой, мама. Пожалуйста, не позволяй! — умоляла она.

— Не сердись на Диксон, — с беспокойством сказала миссис Хейл.

Маргарет пришла в себя: