Перестав плакать, она стала размышлять, может ли она позволить себе облегчить душу, рассказав отцу о своей беде. Но доводов «против» было больше, чем «за». Единственный довод «за» − самой почувствовать облегчение, а «против» была мысль, что если Фредерику будет необходимо снова приехать в Англию, отец будет ужасно беспокоиться, вспоминая несчастное происшествие в Аутвуде. Он будет беспрестанно думать, что его сын виновен в смерти человека, пусть даже без злого умысла. А что до ее большой ошибки − он будет расстроен сверх меры узнав, что ей не хватило смелости и веры, и будет постоянно молиться о том, чтобы Бог простил ее. Прежняя Маргарет пришла бы к нему как к священнику, чтобы рассказать о своем искушении и грехе. Но последнее время они почти не разговаривали о таких вещах. Теперь его убеждения изменились. И она не знала, каким бы был его ответ, если бы глубина ее души воззвала к его душе. Нет, она сохранит все в секрете и понесет ношу одна. Она одна предстанет перед Богом и попросит Его об отпущении грехов. Она одна вытерпит презрение мистера Торнтона. Ее невыразимо тронули заботливые попытки отца развлечь ее разговором и увести ее мысли от последних событий. Давно уже он не был таким оживленным, как в этот день. Он не позволил Маргарет сесть и обидел Диксон, настояв на том, что сам поухаживает за дочерью.
Наконец, Маргарет улыбнулась жалкой и слабой улыбкой, чем доставила отцу истинное удовольствие.
− Как странно, что та, которая даст нам надежду на будущее, будет зваться Долорес,[33] − сказала Маргарет.
Это замечание по характеру подходило больше ее отцу, чем ей самой. Но сегодня казалось, что они поменялись характерами.
− Ее мать − испанка, полагаю, это объясняет ее вероисповедание. Ее отец был непреклонный пресвитерианин,[34] когда я знал его. Но это очень мягкое и красивое имя.
− Как она молода! − на четырнадцать месяцев моложе меня. В этом возрасте Эдит была помолвлена с капитаном Ленноксом. Папа, мы поедем и навестим их в Испании.
Он покачал головой, но ответил:
− Если хочешь, Маргарет. Только давай потом снова вернемся сюда. Это было бы нечестно…нехорошо по отношению к твоей матери, которая, боюсь, всегда сильно недолюбливала Милтон, — если мы уедем сейчас, когда она лежит здесь и не может поехать с нами. Нет, дорогая, ты поедешь и навестишь их и привезешь мне новости о моей испанской дочери.
− Нет, папа, я не поеду без тебя. Кто позаботится о тебе, когда меня не будет?
− Хотелось бы мне знать, кто из нас заботится о другом. Но если бы ты уехала, я бы убедил мистера Торнтона заниматься в два раза чаще, чем сейчас. Мы превосходно изучим классиков. Это было бы бесконечно увлекательно. Ты можешь поехать и навестить Эдит на Корфу, если хочешь.
Маргарет не ответила сразу. Потом сказала довольно серьезно:
− Спасибо, папа. Но я не хочу ехать. Мы будем надеяться, что мистер Леннокс хорошо справится с этим делом, и Фредерик сможет привезти и показать нам Долорес, когда они поженятся. А что касается Эдит, — полк не будет долго оставаться на Корфу. Возможно, мы увидим их обоих здесь еще до конца следующего года.
Веселые темы для разговора у мистера Хейла закончились. Какие-то болезненные воспоминания опять всплыли в его памяти, и он опять погрузился в молчание. Маргарет сказала:
− Папа… ты видел Николаса Хиггинса на похоронах? Он был там, и Мэри тоже. Бедняга! Он только так смог показать сочувствие. У него доброе и горячее сердце, и он прячет его за грубоватыми и резкими манерами.
− Я уверен в этом, − ответил мистер Хейл. − Я все время это видел, даже когда ты пыталась убедить меня, что в нем столько недостатков. Мы пойдем и навестим его завтра, если у тебя достаточно сил, чтобы выдержать такую долгую прогулку.
− О, да. Я хочу навестить его. Мы не заплатили Мэри. Точнее, она отказалась брать деньги, так говорит Диксон. Мы пойдем так, чтобы застать его дома после обеда, перед тем как он уйдет на работу.
Ближе к вечеру мистер Хейл сказал:
− Я почти ожидал, что мистер Торнтон придет. Он вчера говорил о книге, которая у него есть, и которую я хотел посмотреть. Он сказал, что постарается принести ее сегодня.