Записка была следующего содержания:
«Расследования не будет. Данные медицинского освидетельствования противоречивы. Ничего не предпринимайте. Я не вижу затруднений, но в любом случае беру всю ответственность на себя».
− Что ж, − подумал Уотсон, − это освобождает меня от неприятной работы. Никто из свидетелей не в состоянии сказать ничего определенного, кроме молодой женщины. Она говорила уверенно и настаивала на своем. Носильщик на железной дороге видел драку, а когда понял, что его прочат в свидетели, стал говорить, что, возможно, это была не драка, а только небольшая шалость, и Леонардс мог сам спрыгнуть с платформы − он ни в чем теперь не уверен. И Дженнингс − помощник бакалейщика − он был не таким уж плохим свидетелем, но сомневаюсь, что я смог бы привести его к присяге, после того как он услышал, что мисс Хейл категорически все отрицает. Это были бы напрасные хлопоты. А теперь я должен идти и сообщить им, что их свидетельство больше не потребуется.
Инспектор снова навестил Хейлов тем же вечером. Мистер Хейл и Диксон убеждали Маргарет лечь спать, но она отказывалась − тихо и упрямо. Диксон знала часть правды, но только часть. Маргарет не сказала ни одному человеку, что она солгала, и не рассказала, чем закончилось для Леонардса падение с платформы. Маргарет очень устала, но старалась не разговаривать, кроме тех случаев, когда ее спрашивали. Она пыталась улыбаться в ответ на беспокойные взгляды отца и его заботливые вопросы. Но постоянная тревога и угрызения совести мешали ей улыбаться искренне. Заметив, как сильно мистер Хейл был встревожен ее состоянием, Маргарет, наконец, согласилась пойти в свою комнату и подготовиться ко сну. Она надеялась, что инспектор уже не придет к ним этим вечером − время перевалило за девять.
Она стояла рядом с отцом, держась за спинку его стула.
− Ты скоро пойдешь спать, папа, правда? Не сиди в одиночестве.
Что он ответил, она не слышала, его слова потерялись в далеком звуке, усилившем ее страхи и заполнившем все ее мысли. Это было тихое треньканье дверного звонка.
Маргарет поцеловала отца и спустилась вниз так быстро, как могла. Она отослала Диксон.
− Не подходи. Я открою дверь. Я знаю, это он… я могу… я должна справиться со всем сама.
− Как пожелаете, мисс, − ответила Диксон раздражительно, но секунду спустя добавила: − но вы не годитесь для этого. Вы скорее мертвая, чем живая.
− Я? − спросила Маргарет, оборачиваясь, ее глаза горели каким-то странным огнем, щеки полыхали, хотя губы были запекшимися и мертвенно-бледными.
Она открыла инспектору дверь и провела его в кабинет. Она поставила свечу на стол и аккуратно сняла с нее нагар, прежде чем повернуться к нему лицом.
− Вы припозднились! − сказала Маргарет. − Итак? − она задержала дыхание, боясь услышать его ответ.
− Я прошу прощения, что причинил излишнее беспокойство, мэм. Принято решение прекратить расследование. Я был занят другими делами и навестил других людей прежде, чем прийти сюда.
− В таком случае, все закончено, − сказала Маргарет. − Дальнейшего расследования не будет.
− Полагаю, у меня есть указания мистера Торнтона, − ответил инспектор, что-то ища в своей записной книжке.
− Мистера Торнтона?! − воскликнула Маргарет.
− Да! Он − мировой судья… а, вот она.
Она не видела, что читает, хотя стояла рядом со свечой. Слова расплывались перед глазами. Но она держала записку в руке и смотрела на нее так, будто внимательно изучает ее.
− Поверьте, мэм, у меня груз упал с плеч. Все показания были такие неопределенные, понимаете, — что тот человек получил удар. Если возникает вопрос установления личности, это очень осложняет дело, как я сказал мистеру Торнтону.
− Мистеру Торнтону! − снова повторила Маргарет.
− Я встретил его сегодня утром — он как раз вышел из этого дома, и так как он мой давний друг и, кроме того, мировой судья, который приходил к Леонардсу прошлой ночью, я осмелился рассказать ему о своих затруднениях.
Маргарет глубоко вздохнула. Ей больше не хотелось ничего слышать. Она одинаково боялась того, что услышала, и того, что могла услышать. Ей хотелось, чтобы этот человек ушел. Она заставила себя заговорить.
− Спасибо, что вы зашли. Уже очень поздно. Осмелюсь сказать, уже половина одиннадцатого. О! вот записка! − продолжила она, внезапно поняв, почему он вытянул руку. Инспектор уже убирал записку, когда Маргарет сказала: − Мне кажется, это очень неразборчивый почерк. Я не могу прочитать его, вы не прочтете мне?
Он прочел для нее записку.
− Спасибо. Вы сказали мистеру Торнтону, что меня там не было?
− Конечно, мэм. Мне жаль, что я действовал согласно сведениям, которые, в конце концов, оказались ошибочными. Сначала молодой человек был так уверен, а теперь он во всем сомневается и надеется, что его ошибка не причинила вам беспокойства, и вы не перестанете бывать в их магазине. Доброй ночи, мэм.
− Доброй ночи, − Маргарет позвонила в колокольчик и попросила Диксон проводить инспектора.
Когда Диксон вернулась, Маргарет быстро прошла по коридору мимо нее.