− Маргарет не ответила, она позволила Диксон уйти, потому что чувствовала, что должна остаться одна, прежде чем откроет это письмо. Наконец Маргарет вскрыла письмо. Первое, что бросилось ей в глаза, была дата − письмо было написано двумя днями раньше. Он написал его, как и обещал, и можно было больше не тревожиться. Но она прочтет письмо и убедится в этом. Оно было написано в спешке, но вполне разборчиво. Фредерик встретился с Генри Ленноксом, который, как оказалось, был знаком с этим делом. Леннокс покачал головой и сказал ему, что тот совершил смелый поступок, вернувшись в Англию, когда против него выдвигают обвинения такие влиятельные люди. Но позже, когда они поговорили, мистер Леннокс признал, что, возможно, есть небольшой шанс добиться оправдательного приговора, если ему удастся найти надежных свидетелей. Только в этом случае есть смысл предстать перед судом, иначе это будет огромный риск, мистер Леннокс обещал, что расследует это дело и приложит все усилия. «Меня поразило, − писал Фредерик, − что твоя рекомендация, моя маленькая сестренка, обладает такой волшебной силой. Это так? Он задал много вопросов, уверяю тебя. Он показался проницательным, умным парнем, довольно опытным, судя по делам и количеству клерков возле него. Но это могут быть только адвокатские штучки. Я только что нанял судно… я уплыву через пять минут. Мне снова придется вернуться в Англию по этому делу, поэтому сохрани мой приезд в тайне. Я пришлю отцу немного редкого старого шерри, которого он не сможет купить в Англии, (точно такое сейчас в бутылке передо мной). Ему нужно что-то подобное… моя любовь к нему… Да благословит его Бог. Я уверен… вот мой кэб. P.S. Что это был за побег! Позаботься, чтобы никто не знал о моем приезде, даже Шоу».
Маргарет перевернула конверт. Он был помечен «Слишком поздно». Скорей всего, письмо было доверено какому-то нерадивому посыльному, который забыл отправить его. О! От каких мелочей зависит порой наше душевное благополучие! Фредерик был спасен и уже находился за пределами Англии двадцать, нет, тридцать часов назад. И прошло только семнадцать часов с того момента, как она сказала неправду, чтобы сбить со следа погоню, которая и тогда была бесполезна. Какой слабой духом она была! Где сейчас был девиз ее гордости − «Делай то, что должен, и будь что будет»? Если бы она осмелилась сказать правду, если бы открыто отказалась отвечать на их вопросы − как легко бы она сейчас себя чувствовала! Не унижаясь перед Богом, не обманув Его доверие, не униженная и не попранная в глазах мистера Торнтона. Она поймала себя на этой мысли, нервно содрогаясь. Сейчас она сравнила его мнение о ней с неудовольствием Бога. Как случилось, что мистер Торнтон так прочно завладел ее воображением? Как это могло произойти? Почему ее волновало, что он думает? Она верила, что могла вынести чувство неудовольствия Всевышнего, потому что Он все знал, он мог видеть ее раскаяние и услышать ее крики о помощи. Но мистер Торнтон… почему она так дрожала и прятала свое лицо в подушку? Какое сильное чувство завладело ею, наконец?
Она опустилась на колени и молилась долго и страстно. Это успокоило и утешило ее, открыв душу. Но как только она вновь мысленно вернулась к своему положению, она обнаружила, что острая боль все еще не отпустила ее. Она еще недостаточно пришла в себя, не чувствовала себя чистой и честной, чтобы стоически вынести презрение. Она оделась и взяла письмо, чтобы показать отцу. Хотя в письме вскользь упоминалось о происшествии на железнодорожной станции, мистер Хейл не обратил на это никакого внимания. Он лишь с облегчением убедился, что Фредерик благополучно отплыл из Англии. Однако мистер Хейл был очень обеспокоен бледным видом Маргарет. Она, казалось, была готова вот-вот расплакаться.
− Ты так переутомилась, Маргарет. Неудивительно. Но позволь мне поухаживать за тобой.
Он заставил ее лечь на диван и пошел за шалью, чтобы укрыть ее. От его нежности она горько расплакалась.
− Бедное дитя! Бедное дитя! − сказал он, глядя на нее с нежностью, в то время как она лежала лицом к стене, вздрагивая от рыданий.