Север и юг

Маятник обнаружился на самом дне сундука, причём в разобранном виде. На сборку ушло полчаса. За окном окончательно стемнело, и рыжий прошёлся по комнате, запирая ставни и поджигая светильники.

– У тебя есть какая-нибудь вещь, принадлежащая Хакиму?

– Он мне не жених, чтоб я его платки на память сберегал, – хмыкнул Иаллам. И продолжил неохотно: – Ну, есть. Сапог его рваный. У меня заплечная сума посвободнее, вот он мне его и сунул. Хотели в городе починить, но не сложилось… Пойдёт?

Смотрел он при этом так серьёзно, что Фог, сделав над собой невероятное усилие, даже смогла не рассмеяться.

Удивительно, однако настроить маятник получилось почти сразу. Фог раскрутила его, мирцитовая капсула завибрировала – и почти сразу пошла такая отдача, что прибор чуть не разорвало.

– Неужели опять, – она виновато покосилась на Иаллама. – Дай-ка я тебя поищу.

Немного изменив стремление, она вновь качнула маятник, но на сей раз он чётко указал на Дабур. Попробовала найти Сидше – неохотно, но неотвратимо указатель дополз до отметки «оазис Кашим» и жалобно задрожал.

А Хаким как в воду канул.

«Как в воду», – леденея, осознала Фогарта.

– Слушай, я не уверена, но, кажется, твой телохранитель мёртв.

Сапог выпал у Иаллама из рук и утонул в зелёных покрывалах.

– Ты уверена?

– Человека необратимо изменяют лишь два явления – сброс и смерть, – полушёпотом ответила Фог. – Хаким не был кимортом.

Иаллам ничего не сказал и даже в лице не изменился. Только поднял с пола скомканное покрывало и начал аккуратно сворачивать его. Затем разобрал подушки по оттенкам и размерам, зачем-то переложил все фрукты в одну миску и выстроил из лекарских записей кривую башню. Окинул её тем же невидящим взглядом – и отошёл к окну.

Наблюдать за этим было отчего-то стыдно.

Разбудил Фогарту он на рассвете – полностью одетый, как для путешествия.

– Я собрал свои вещи, собери свои и ты, – серьёзно посоветовал он. – Так, чтобы в любую минуту можно было уйти из города. Мне сегодня нужно будет кое с кем из верных людей встретиться, поэтому придётся нам придумать, как тебе обойтись без переводчика.

– Скажешь им, что меня за работой отвлекать нельзя, – пожала плечами Фог. – Выделят мне комнату и будут носить больных прямо туда. А как этот город водой обеспечивается, не знаешь? Водопровод есть или по старинке на колодец ходят?

Иаллам задумчиво поскрёб подбородок.

– Да вроде колодцами пользуются.

– Плохо, – вздохнула Фог. – Значит, лёгкого пути не будет. Придётся мне каждое зерно отдельно удалять…

– А, так тебе общее место нужно? – догадался Иаллам. – Ну, что-то такое, с чем каждый в городе имеет дело? Про это я разузнать могу, да и есть одна мыслишка. До вечера потерпишь?

– Потерплю, – согласилась Фог с некоторым разочарованием. И добавила про себя:

«Но устану настолько, что мне уже не до решений будет».

И вновь пошло всё по накатанному кругу – делегация у дверей покоев, сладкие улыбки Абир-Шалима, завтрак, удушающе густые благовония и жара. Фог не оставляло ощущение, что на неё смотрят как на жертвенную зверюшку, что зарежут к празднику в определённый день и час, а до того будут откармливать, холить и лелеять.

Впрочем, любые её просьбы пока выполнялись беспрекословно. Для приёма больных выделили не комнату, а целый зал с двумя выходами – через один больных вносили, а через другой выносили. Фогарта, обернувшись пологом из морт для защиты от «зёрен», села на огромный бархатный мешок, который отчего-то назвали «креслом». Перед ней лежал ковёр в чёрно-красных ритуальных орнаментах – на него собирались укладывать заражённых. На взгляд столичного киморта, всё это отдавало какой-то дикостью, но Фог стойко молчала и делала вид, что так и надо. В углу она создала образ Иаллама, раскачивающего маятник-поисковик, а настоящий Иаллам с самого утра куда-то исчез.

– Вылечить я смогу всех. Однако оправится человек от истощения или погибнет – сказать не могу, – предупредила Фогарта ещё за завтраком. – Лечение – одно дело, создание нового тела – совсем другое.

Абир-Шалим, хоть и явно был недоволен такой новостью, возражать не стал и пообещал, что глашатаи объявят о словах «ясноокой госпожи» на всех площадях.

Так и сделали, вероятно; к полудню в зал, где принимала Фогарта, потянулись люди.

Сначала привезли самых тяжёлых – тех, кого «зерно» уже почти выпило. Их содержали в многочисленных «домах смерти», куда свозили заражённых со всего города. У этих, высохших до костей, уже почти не оставалось шансов на выздоровление, и Фог скрепя сердце только уничтожала само «зерно». Она надеялась сберечь силы для тех, кому ещё можно помочь.

После десятка больных её перестало тошнить от одного вида живых мумий; после двух десятков она научилась прикасаться к сморщенной коричневой коже, сберегая морт за счёт прямого контакта; на исходе второй сотни она не чувствовала ничего, кроме усталости. А больных меньше не становилось…

Но в один прекрасный момент Фогарта с лёгким удивлением поняла, что не может прикоснуться к морт: лиловатые пряди просачивались между пальцами, точно цветной туман.