Север и Юг

Глава 21 Темная ночь

Никто на свете не знает, что улыбка

Не является сестрой горьких слез.

Эбенезер Эллиотт

Маргарет и ее отец шли домой. В этот прекрасный вечер улицы были пусты, и ей, словно Лиззи Линдсей из баллады, «подобравшей полы юбок к коленям», хотелось танцевать от возбуждающе свежего воздуха.

– Я думаю, мистер Торнтон обеспокоен этой забастовкой. Этим вечером он выглядел весьма озабоченным.

– Я бы удивилась, если бы он не тревожился. Но перед нашим уходом он вел беседу с другими фабрикантами, и его голос показался мне вполне обычным, без каких-либо следов волнения.

– То же самое могу сказать о разговоре, состоявшемся после обеда. Мне потребовалось много усилий, чтобы растормошить мистера Торнтона. Он продолжал говорить в спокойной манере, но его лицо было очень встревоженным.

– На его месте я тоже сходила бы с ума. Он знает о нарастающем гневе и ненависти рабочих. Они считают его «жестокосердным» – так в Библии называют справедливого, но бесчувственного человека, ясного в суждениях, однако настаивающего на своем. Мистер Торнтон действительно забыл, что все мы имеем одинаковые права перед лицом Всемогущего. И я рада, что он теперь волнуется. После полубезумной исповеди Бушера меня коробит от его холодной логики.

– В отличие от тебя я не так уверен в ужасных страданиях этого Бушера. Да, его семья оказалась в трудном положении. Но Союз ткачей всегда поддерживает таких бедняков. Просто этот мужчина, судя по твоим словам, имеет необузданный характер и склонен к публичной демонстрации своих чувств.

– Папа!

– Ладно. Я только хочу, чтобы ты была справедливой к мистеру Торнтону, который по своей натуре полностью противоположен Бушеру. Он слишком горд, чтобы показывать свои чувства. Раньше я думал, что тебе нравились такие целеустремленные люди.

– Мне и сейчас они нравятся. Я восхищалась бы мистером Торнтоном, если бы он был более чутким к людям. А так, конечно, это человек большой силы характера и острого ума – с учетом тех малых преимуществ, которые он имел.

– Они не такие уж и малые. Он с раннего возраста обеспечивал себя и свою семью. Соответственно, ему приходилось развивать рассудок и самоконтроль, а значит, и свой интеллект. Конечно, он нуждается в знании прошлого, которое дает верную основу для догадок о будущем. Но он осознает данный факт, и это уже кое-что! Маргарет, ты просто предвзято относишься к мистеру Торнтону.

– Он первый промышленник и всецело связанный с торговлей человек, которого я имела возможность изучать. Другими словами, папа, он – моя первая оливка, так что позвольте мне погримасничать, пока я разжевываю ее. Поскольку он хороший образчик своего вида, то, возможно, мне понравится и весь вид. Я думаю, кое-что в промышленниках мне уже начинает нравиться. Сегодня я с интересом слушала, о чем говорили джентльмены, хотя понимала из их слов чуть меньше половины. Я даже опечалилась, когда миссис Торнтон увела меня в другой конец комнаты, сказав, что девушке не следует скучать в столь многолюдной и шумной компании джентльменов. А у меня и мысли о скуке не было. Я с удовольствием следила за ходом их беседы. И знаете, папа, милтонские леди оказались невероятно глупыми! До ужаса глупыми! Впрочем, они могли и притворяться. Их обман напомнил мне старую игру, где в одну фразу нужно было вставлять как можно больше существительных.

– Что ты имеешь в виду, дорогая? – спросил мистер Хейл.

– Допустим, мы выбираем существительные, которые обозначают атрибуты богатства: гувернантки, садовники, размеры окон, ценные кружева, бриллианты и тому подобные вещи. Затем каждый из нас придумывает предложение, где эти слова используются в произвольном сочетании.

– «Глупые леди»? Ты будешь так же говорить и о нашей будущей служанке, которую порекомендовала нам миссис Торнтон? Хотя еще неизвестно, сумеешь ли ты завлечь ее в наш дом.

– Я думаю, смогу. Этим вечером я чувствовала себя непревзойденной лицемеркой, сидевшей там в своем белом платье и не знавшей, чем занять руки, в то время как дома меня ожидали стирка, глажка и мытье полов. Наверное, они приняли меня за настоящую леди.

– Дорогая, даже я по ошибке подумал, что ты выглядишь как истинная леди, – с веселым смехом сказал мистер Хейл.

Но их улыбки превратились в бледные испуганные гримасы, когда они увидели лицо Диксон, которая открыла им дверь.

– Ах, хозяин! Ах, мисс Маргарет! Слава Богу, что вы пришли. Мистер Дональдсон подоспел вовремя. Наша поденщица ушла домой, и мне пришлось попросить соседского слугу сбегать за доктором. Теперь ей лучше. Но… ох, что было, сэр! Час назад я думала, что она умрет.

Мистер Хейл упал бы, если бы не схватился за руку Маргарет. Он посмотрел на дочь, но увидел на ее лице лишь выражение крайней печали. Она не испытывала того ужаса, который, словно тисками, сжимал его неподготовленное сердце. Она знала больше, чем он, и слушала Диксон с безнадежным пониманием и неизбывной горечью.