– Я не должна была оставлять ее, – простонала Маргарет, догоняя отца на лестнице. – Я плохая дочь!
Доктор Дональдсон встретил их на лестничной площадке.
– Теперь ей лучше, – шепотом сказал он. – Опиум подействовал. Спазмы были очень сильные. Неудивительно, что служанка так перепугалась. Тем не менее на этот раз все обошлось.
– На этот раз? Разрешите мне пройти к ней.
Еще полчаса назад мистер Хейл был мужчиной средних лет. Теперь он походил на семидесятилетнего старика: его руки дрожали, походка стала нетвердой. Доктор Дональдсон взял его под руку и провел в спальню. Маргарет последовала за ними. Мать лежала на кровати, и ее мертвенно-бледное лицо предельно ясно показывало суть происходящего: возможно, теперь ей действительно стало лучше, но Смерть уже заявила свои права на нее и обещала скоро вернуться, чтобы забрать свою собственность. Какое-то время мистер Хейл смотрел на жену. Затем, покачнувшись, он отстранился от заботливых рук доктора и начал на ощупь искать дверь. Он не видел ее, хотя в комнате горело несколько свечей, принесенных сюда в первые минуты паники. Мистер Хейл, пошатываясь, вошел в гостиную и начал нащупывать руками стул. Доктор Дональдсон придвинул ему легкое кресло и, усадив шокированного мужчину, проверил его пульс.
– Поговорите с ним, мисс Хейл. Нам нужно привести его в чувство.
– Папа! – сквозь слезы произнесла Маргарет. – Скажите что-нибудь!
Его взгляд снова стал осознанным, и он хрипло спросил:
– Маргарет, ты знала об этом? Как это жестоко с твоей стороны.
– Нет, сэр, это не жестоко! – решительно заявил доктор Дональдсон. – Мисс Хейл выполняла мои указания. Возможно, я совершил ошибку, утаив информацию от вас, но не принимайте ее за жестокость. Уверяю вас, завтра ваша жена почувствует облегчение. Я предполагал, что у нее могут быть спазмы, хотя и не рассказывал мисс Хейл о своих опасениях. После приема успокоительного, которое я принес с собой, она проспит всю ночь, а завтра утром ее вид, который так встревожил вас, станет менее болезненным.
– Но болезнь не отступит?
Доктор Дональдсон посмотрел на Маргарет. Ее склоненная голова и лицо, на котором не было мольбы о временном молчании, подсказали этому наблюдательному человеку, что она больше не хотела утаивать правду.
– Болезнь не отступит. Здесь медицина бессильна, какие бы хвалебные речи мы ни произносили о нашем искусстве. Я могу лишь замедлить этот недуг и облегчить боль, которую он вызывает. Мужайтесь, сэр. Вы же христианин и верите в бессмертную душу, которой не могут навредить ни боль, ни смертельная болезнь.
В ответ он услышал только тихие слова:
– Вы никогда не были женаты, доктор Дональдсон. Вы не знаете, каково переносить такую потерю.
И безутешные мужские рыдания нарушили ночную тишину, как выражение невыносимого страдания. Маргарет опустилась рядом с ним на колени и с печальной нежностью стала поглаживать его по спине. Никто, даже доктор Дональдсон, не знал, как много времени прошло. Первым заговорил мистер Хейл:
– Что мы должны делать? – спросил он. – Расскажите нам. Маргарет – моя помощница. Моя правая рука.
Доктор Дональдсон дал им ясные и понятные указания. Никаких страхов по поводу того, как пройдет эта ночь. Начиная с завтрашнего утра и еще много дней больная будет чувствовать покой и облегчение. Но никаких надежд на восстановление. Он посоветовал мистеру Хейлу отправиться в постель, оставив только одну сиделку для наблюдения за сном его супруги. Доктор обещал приехать рано утром. С теплыми и добрыми рукопожатиями он оставил их. Отец и дочь произнесли лишь несколько слов. Они были очень измотаны страхом, чтобы обсуждать свои дальнейшие действия. Мистер Хейл решил сидеть всю ночь у постели супруги. Маргарет с трудом уговорила его прилечь на софе в гостиной. Диксон наотрез отказалась идти спать, а для Маргарет было просто невозможно покинуть мать в такой момент, пусть даже все доктора в мире просили бы ее «поберечь силы», утверждая, что «тут требуется только одна сиделка». Какое-то время Диксон сидела на стуле, мрачно смотрела на хозяйку, моргала и кивала, вырываясь из глубин дремы. Затем, признав поражение, она откинулась на спинку стула и громко захрапела.
Маргарет сняла нарядное платье, с нетерпеливым отвращением бросила его в сторону и надела свою повседневную одежду. Ей казалось, что она больше никогда не сможет заснуть. Все ее чувства невероятно обострились, и она с удвоенной силой воспринимала все вокруг. Каждый образ и звук, даже каждая мысль касались какого-то чуткого нерва. В течение двух часов она слышала беспокойные шаги отца в гостиной. Он постоянно подходил к двери спальни, останавливался и после долгой паузы продолжал ходить по комнате. В какой-то момент, вновь уловив его невидимое присутствие за дверью, она вышла и в ответ на вопросы, которые он пытался выговорить своими запекшимися губами, сообщила ему, что мать спит и все пока идет без изменений.