Север и Юг

Миссис Хейл была бы очень удивлена, если бы увидела великолепие обеденного стола и его роскошную сервировку. Маргарет со своим утонченным лондонским вкусом могла бы сказать, что количество предложенных деликатесов выглядело деспотически чрезмерным – хватило бы и половины, а в результате возникло бы ощущение легкости и элегантности. Но строгие законы гостеприимства непререкаемой миссис Торнтон требовали, чтобы каждым отдельным блюдом можно было накормить всех присутствующих, если бы оно понравилось им. Она не заботилась об умеренности в пище даже в обычные дни, поэтому устроить пир для званых гостей было для нее предметом гордости. Ее сын был согласен с ней. Иногда он воображал себе светские рауты в Лондоне, но, по сути, не знал другого общества, кроме милтонской знати, которая оценивала обеды друг друга по денежным тратам и по количеству превосходной пищи на больших столах. И хотя мистер Торнтон ограничил личные расходы и с большим сожалением разослал приглашения на этот обед, он был рад видеть прежнюю роскошь.

Маргарет и ее отец прибыли первыми. Мистер Хейл всегда отличался пунктуальностью. В гостиной их ожидали миссис Торнтон и Фанни. Все покрывала были сняты с мебели, и комната, казалось, сверкала от желтой шелковой обивки и ярких цветастых ковров. Всевозможные статуэтки и украшения, стоявшие на полках и в каждом углу, утомляли глаза и создавали странный контраст с пустым пыльным фабричным двором, где широкие створчатые ворота были распахнуты настежь для проезда экипажей. С левой стороны из окон была видна многоэтажная фабрика, затемнявшая двор раньше времени.

– Мой сын до последнего момента занят делами. Он скоро придет, мистер Хейл. Могу я попросить вас присесть?

Мистер Хейл рассматривал из окна фабричный двор. Он повернулся к хозяйке и спросил:

– Вы не находите неприятным такое близкое соседство с фабрикой?

Она гордо выпрямила спину.

– С чего бы? Я еще не стала такой утонченной, чтобы забыть источник власти и дохода моего сына. Вы знаете, что это самая большая фабрика в Милтоне? Каждый ее цех занимает около двухсот двадцати квадратных ярдов.

– Я имел в виду громкий шум и постоянный дым из труб. А эти потоки входящих и выходящих рабочих. Неужели они вас не раздражают?

– Я согласна с вами, мистер Хейл, – сказала Фанни. – Меня уже тошнит от запахов пара и машинного масла. А от шума паровых двигателей глохнут уши.

– Мне доводилось слышать шум куда более гнетущий, чем звуки машин, – ответила миссис Торнтон. – У нас в доме он зовется музыкой. На самом деле машинное отделение находится в дальнем конце фабрики. Мы почти не слышим звуков оттуда, разве что летом, когда все окна открыты. Что касается гула голосов при пересменке рабочих, то он мешает мне не больше, чем жужжание пчел. А если иногда я замечаю голоса и шум, то связываю их с деятельностью моего сына. Я горжусь, что все это принадлежит ему. Он заправляет фабрикой. А сейчас и этих звуков не стало. Наши «руки» оказались столь неблагодарными, что устроили забастовку, о которой вы, возможно, уже слышали. Мой сын собирается предпринять кое-какие шаги, о чем я и говорила, когда вы вошли, чтобы поставить этих жуликов на место.

При последней фразе выражение ее лица, всегда чинное и строгое, потемнело от гнева. Оно не прояснилось и тогда, когда в комнату вошел мистер Торнтон. Мать тут же заметила груз тревог и беспокойства, который он не смог сбросить со своих плеч. Затем начали приезжать гости, и их семейству пришлось весело и радушно отвечать на приветствия. Но сначала мистер Торнтон пожал руку Маргарет. Он знал, что это их первое соприкосновение, хотя гордая девушка, по-видимому, не придавала данному факту особого значения. Он спросил о здоровье миссис Хейл и выслушал унылый ответ мистера Хейла. Взглянув на Маргарет, Джон понял, что она была согласна с отцом, – на ее лице не было и тени сомнения. Мистер Торнтон вновь был поражен удивительной красотой Маргарет. Она никогда раньше не появлялась перед ним в таком платье, но элегантность наряда настолько подходила к ее величественной фигуре и горделивой строгости лица, что складывалось впечатление, будто Маргарет всегда так одевалась.