Сетунь

Он окинул взглядом станцию – обветшалая, она еще сохранила остатки былого величия. Он видел, что бежевый мрамор местами потрескался, а кое-где и откололся с толстых квадратных колонн. Но заботливые руки каждый день натирали его до блеска, и почти на каждой колонне алел флаг. Матвей Горелов считал свою станцию самой лучшей, хотя, кроме нее, видел пока разве что Фрунзенскую и Парк Культуры. Правда, иногда в памяти словно бы всплывали странные картины, будто составленные из крошечных кусочков цветного стекла или камня. Девушки в ярких платьях, с лентами в волосах. Он слышал, что мозаикой украшены стены Киевской. Но не мог же он запомнить Киевскую – по словам приемных родителей, он покинул ее совсем маленьким.

Пожалуй, ему хотелось бы посмотреть в глаза своим настоящим родителям. И спросить – неужели из-за какого-то хвостика можно было отказаться от собственного ребенка? Ведь его судьба могла сложиться и не так удачно – это он понимал. В Рейхе, например, его изъян означал бы, что он неполноценный. И ему еще очень повезло, что его приемные родители оказались добрыми людьми и растили его, как своего. Они не стали скрывать от него, что он им не родной, но всячески старались оправдать покинувших его отца и мать. Матвей был благодарен отчиму и мачехе. Как бы ни называли их другие, он звал их папой и мамой.

А еще ему повезло, что он оказался на Красной Линии – самой справедливой в метро. И здесь, хоть он и ловит иной раз на себе странные взгляды, его все же не называют в глаза мутантом, хотя за глаза, может, и сплетничают о нем. Потому что мутанты – отверженные, они живут на открытой, Филевской линии, и быть причисленным к ним означало бы изгнание из общества настоящих людей. Говорят, в Рейхе мутантов убивают сразу. На Красной Линии, самой гуманной, такого вроде бы нет, но все равно люди косятся, в этом он убедился. И все же старался не обращать на это внимания. А если бы он остался на Киевской, то жил бы сейчас на Ганзе. А там, как известно, обитают торгаши, у которых нет за душой ничего святого, они за лишний патрон удавиться готовы.

Да, его жизнь могла сложиться и хуже. Намного хуже.

Матвей Горелов был полон решимости отплатить добром Красной Линии, самой лучшей державе, где его растили, кормили и учили. И собирался посвятить свою жизнь борьбе за построение Интерстанционала.