– Сначала ты кричал от боли. А потом, когда тебе дали наркотики… много чего. Что Иштван Краусхоффер – это Вананд Заар в теле священника Кристиана Вольфа из Димены. Что он околдовал Тойву и заставил ее отравить воду в каком-то озере. Что он разжигает войну: руками дикарей убивает наших воинов, а убийцам вкладывает в голову намерение самоуничтожения, чтобы дикари думали, что их убиваем мы. Что Повешенные в Браголлаке завербованы им и отзываются на два якоря – на наш и на его, и в ответ на его прочитывают тебя насквозь. И что ты хочешь жить. Больше я не услышала ничего, что бы меня удивило, поэтому оставила свои личные доводы при себе. – Хара многозначительно помолчала, глядя ему в глаза. – Кроме Гионов, здесь были только Викки, Ирия и Имандра. Иллас ходил взад-вперед, скрипел половицами, откашливался. Гионов это нервировало, и они его выгнали. Так что слушателей у тебя было немного. – Ее губы изогнулись в мягкой улыбке.
Морган благодарно прикрыл глаза. Целители умеют хранить тайны и быть деликатными. Одна половина сердца ныть перестала. А вторая…
– Кто-нибудь знает, что с Арром?
– Его никто не видел. Вряд ли он вернется.
Тому может быть множество причин. А самая реальная – Арр скопил достаточно денег, чтобы его бедовый сын обзавелся мельницей, лесопилкой, ремесленной мастерской или чем-нибудь еще, что приносит постоянный доход, и свалил на берег реки Ольх. Если такая река вообще существует. Отряд служил долгу, Арр – личным целям. На какое-то время интересы пересеклись, и Арр ловко прикидывался другом, нужным и полезным… незаменимым.
«Мне нужен был напарник, тебе – надежный щит для задницы. Мы оба выполнили свою задачу, и каждый пошел своей дорогой. Ты прав, Арр. Я слишком привязываюсь».
– Полагаю, эта новость не станет для тебя шокирующей, – с некоторой неуверенностью продолжила Хара. – Аррой изгнан из общины за предательство. Заочно. Едва ли для него это великая потеря. Как и для нас.
Морган стиснул зубы и отвернул голову к стене, чтобы скрыть выступившие слезы. «Ни для него, ни для нас. Для меня». Даже будь он в тот момент жив, ему не удалось бы выгородить Арра перед Советом старейшин. Лопнул канат, который натягивался годами. Эти заклятые враги – Арр и Совет – никогда не простят друг друга.
– Будь добра, влей в меня что-нибудь, чтобы я эти восемь недель проспал. Сон – лучшее лекарство, организм быстрее восстановится.
– Не жар ли у тебя, голубчик, – насмешливо протянула Хара. – Тебе предстоит множество занятий. Разрабатывать руки. А когда восстановится Дар, заново плести защитную сеть.
То еще удовольствие. Даже не все выучиваются искусству защиты до конца. Это как медленно вытягивать из себя кишки и наматывать на барабан. Фантомными пальцами плетешь из собственной Манны сеть наподобие рыбачьей, с крохотными ячейками. Готовую сеть скатываешь и помещаешь в пространстве над головой. В нужный момент сеть можно силой намерения развернуть и накинуть на себя и, если получится, еще на одного человека, находящегося вплотную к тебе. Поначалу ощущение, будто получил удар под дых. Со временем привыкаешь.
«А потом – заново учиться ходить».
Морган испустил унылый вздох.
– И когда он восстановится?
– Имей терпение. Тебя вернули с того света. – Хара неслышно поднялась, до Моргана донесся удаляющийся скрип половиц и усталый голос: – Викки, завари снотворное с успокоительным.
Глава 22
Имандра притащила с собой целую толпу – мать, сестер, двоих теток, вполне освоившуюся в семействе Долму и соседей. Последние, Морган предположил, явились из чистого любопытства, взглянуть на ожившего покойника. Кто-то принес большую корзину с гостинцами. Судя по запаху – копченая рыба, свежий хлеб и пирожки. Худшие опасения Моргана не оправдались: не было ни жалостливых лиц, ни охов-ахов, ни навязчивой заботы. К счастью, Хара успела накормить его, и никто, кроме нее, не видел, как он давился и кашлял, пробовал отнять у нее кружку, чтобы пить самостоятельно, и в результате опрокинул отвар на себя. Хара объяснила, что судороги и онемение рук – следствие повреждения позвоночника. Нервы Гионы срастили, но неприятные последствия какое-то время будут беспокоить.
Длинные меховые пальто и плащи-халаты из некрашеной шерсти напомнили о том, что дома наступили холода. Болеть предстоит зимой, а выздороветь с приходом весны. Не слишком большое утешение, зато единственное. Не без чувства вины Морган отметил, что мать похудела, а ее волосы, пышные и вьющиеся, как у Имандры, стали совсем седыми. Но он не помнил, когда в последний раз видел ее такой спокойной и умиротворенной. Есть повод. У ее упертого сына обнаружились аж две невесты, в одну он по уши влюблен, а вторая фактически вошла в семью: какую-то из них он точно выберет.
«Ах, мама, как я тебе сочувствую».