Сеть птицелова

Захар из Захаровки втихомолку расцветал у своей матери единственным сыном – остальные шестеро братьев и сестер умерли еще во младенчестве. Отца его забрили в рекруты, и больше Захар о нем никогда не слышал. Тем не менее ему улыбнулась удача – лет в восемь за исключительную миловидность барыня выбрала его в форейторы. Мать была счастлива: пристроив мальчишку к конюшне, можно было рассчитывать на безбедную дворовую жизнь. Однако стоит ли уповать на удачу, когда рукой фортуны движет персона, подобная Катерине Васильевне? Еще молодая тогда, но уже обладавшая бешеным нравом, она однажды, осерчав, высекла парнишку так, что у того, по выражению Андрона, «и ум вон». Шли годы. Захар с матерью вернулся на барщину – для сего каторжного труда отсутствие рассудка было скорее благом. А тем временем барыня Катерина Васильевна овдовела, но, обзаведшись наследниками, во второй раз выходить замуж не спешила, несмотря на многочисленных охотников за ее огромным состоянием.

Однажды, объезжая безбрежные владения свои, потребовала она от молодого мужика воды, что тот с готовностью и исполнил. Но стоило Катерине Васильевне склониться со своего орловского жеребца к протягиваемой ей крынке и взглянуть тому в глаза, она пропала – такой совершенной красоты ей видеть не доводилось. Сама дурнушка, проведшая замужем за человеком вдвое старше себя десять унылых лет, Таницкая, как оказалось, была весьма чувствительна к прекрасному. Крестьянина тотчас же сняли с поля и вновь определили, теперь уже к вящему горю матери, не ждавшей от барских милостей ничего хорошего, к помещичьей усадьбе. Того боле: барыня готова была сменить его пропахшие потом и полные клопами войлоки в людской на собственное вдовье ложе. Но то, что мгновенно смекнул бы на его месте любой ловкий лакей, детский ум Захара принимать отказывался. Он был рад без устали бегать за шалью, чесать барыне спину и гасить свечи в ее опочивальне, служить ей припостельным ковриком и комнатной собачкой, но занять место супруга оказался не в состоянии. Будь десять лет назад барыня помилосерднее на конюшне, оставь она Захару к его красоте разум, может, и стали б они жить душа в душу – красавец и чудовище. Но Катерина Васильевна сама сгубила свое счастие, и стало ей то невыносимо. А поскольку Господь не предусмотрел в ее характере смирения, она, задыхаясь от невозможности реализовать свои чувства и зверея от шепотка челяди, решила пойти на крайние меры. И обвинила Захара в краже изумрудного ожерелья. Ожерелье через пару дней отыскалось – там, куда барыня его сама и схоронила, но уже послали за приставом, и ясно было, что Захар вскоре попадет в острог. Тогда, рассказывал Андрон, не дожидаясь приезда пристава, несчастная мать его выкрала ночью сына из амбара, где тот послушно сидел под охраной храпящей дворни, и привела за руку в пустое о прошлом годе Приволье. Она божилась Андрону, что Захар ее – дите малое, неразумное, ни к краже, ни к какому другому дурному делу не приспособленное, а за собачками будет ходить с любовью. Дом был пуст, Андрону стало беднягу жаль, кроме того, приходился парень ему далекой родней, вот он и пригрел его на псарне. Покамест не узнал, что об этом годе приедут баре, а раз так, то пора было сменить Захару место: хозяйка продолжала искать беглого лакея по всей губернии.

– Значит, ты помог рыть ему нору? – уточнила на всякий случай Дуня.

Андрон вздохнул.

– Там уж и пещерка была, сухонькая. И дерева близ воды – так верхушечками, значит, и прикрывали… – И добавил горько: – Прощенья просим, коли прогневил.

Дуня оглянулась на де Бриака и Пустилье: оба смотрели на Захара уже без всякой враждебности, а с ужасом и жалостью.

Авдотья сама подошла к нему и развязала руки, кивнула на его вопросительный взгляд, и Захар с ловкой готовностью стал разматывать веревку вокруг щиколоток. А Дуня повернулась к Андрону:

– Все ты правильно сделал, Андрон. Поди с ним на кухню, пусть его накормят. Обуться дадут.

И вдруг погладила Захара по влажным спутанным волосам, шепнула:

– Ступай, дружок. Никто тебя теперь не обидит.

Но Андрон продолжал стоять в воротах сарая.

– Нехорошо выйдет, Авдотья Сергеевна! Коли Катерина Васильевна прознает… Батюшке вашему отвечать придется.

– Не придется. Катерина Васильевна твоя давно уж убралась подальше от француза – поближе к столицам. А там поглядим!

– Гы… – услышала она за спиной. – Гы…

И, обернувшись, увидела прямо перед собой прекрасного принца: глаза светлей лазури доверчиво заглядывали ей в лицо, идеальный рот тщетно пытался что-то сказать.

– Да? – переспросила она, от неожиданности отпрянув от этой бьющей наотмашь красоты.

– Глы… – произнес тот наконец. – Г-г-глашка.

Дуня вздрогнула, переглянулась с де Бриаком.

– Ты ее знал?

Захар кивнул.

– Они тут вместе бегали, – подтвердил от ворот Андрон. – Этот ведь и сам – что дитя малое. Ежели позовут, то и в жмурки готов, и в горелки. А ребятне-то и счастье – большой с ними забавится.

– Что с Глашкой?! – схватила Дуня идиота за руку и почувствовала, как от этого прикосновения тот испуганно вздрогнул всем телом.