Сеть Алисы

— Мои работники пользуются массой привилегий, — сказал Борделон. — Каждый вечер персонал делит меж собой остатки продуктов с кухни. Все имеют пропуска для передвижения по городу после наступления комендантского часа. Сейчас я вынужден, вопреки своим правилам, брать на работу женщин, но, будьте уверены, никто не потребует от вас оказывать клиентам услуги… иного рода. Подобные вещи снижают статус заведения. — Он гадливо сморщился. — Я цивилизованный человек, мадмуазель, и все, кто посещает мой ресторан, должны себя вести цивилизованно.

— Понимаю, — пробормотала Эва.

— Но если вы попадетесь на воровстве продуктов, столового серебра или чего угодно, даже если просто отхлебнете вина из бутылки, — невозмутимо продолжил Борделон, — я передам вас оккупационным властям, и вы убедитесь, что немцы далеко не всегда цивилизованная нация.

— Я усвоила, мсье.

— Хорошо. Приступайте завтра. В восемь утра мой помощник введет вас в круг ваших обязанностей.

Вопрос жалованья не возник. Борделон отлично знал, что все согласятся на любую предложенную им плату. Эва торопливо, но деликатно сунула в рот последний кусочек гренка (никто из обитателей Лилля не оставил бы на тарелке недоеденный хлеб с маслом) и, сделав книксен, поспешно покинула апартаменты.

— Ну как? — спросила Виолетта, оторвавшись от клочка рисовой бумаги, на котором писала донесение.

Когда Эва вошла в пропахшую плесенью комнату, она была готова победно заулюлюкать, но побоялась выглядеть ошалевшей от радости девчонкой, а потому лишь пожала плечами и буднично сказала:

— Меня взяли. Где Лили?

— На вокзале встречается со своим информатором. Потом перейдет границу. — Виолетта покачала головой. — Диву даюсь, как ее не подстрелят. Там такие прожектора, что мышь не проскочит, однако она вот умудряется.

Все до поры до времени, — подумала Эва, расстегивая боты, но тотчас себя одернула: — следуй правилу Лили — бойся после исполнения дела. Бояться заранее — слабость.

И вот теперь, когда перед ней не было ухоженных рук и немигающих глаз Рене Борделона, ее овеял мертвящий ветерок страха. Эва шумно выдохнула.

— Что, потряхивает? — Виолетта подняла голову, сверкнув очками. Полезная штука, эти очки, — подумала Эва. — Чуть поверни голову, и за бликами стекол глаз не разглядеть. — То ли еще будет, когда на пропускном пункте попадется въедливый охранник.

— Что вы знаете о Рене Борделоне? — Эва улеглась на жесткую койку и закинула руки за голову.

— Он поганый предатель. — Виолетта склонилась над шифровкой. — Что еще нужно знать?

Не лгите мне, — шепнул металлический голос. — Я вмиг распознаю ложь, мадмуазель.

— Боюсь, шпионить у него под носом будет очень непросто, — проговорила Эва, и пульсирующий страх в ее груди слегка зачастил.

Глава девятая Чарли

Май 1947

— Нет, — отрезала Эва. — Я ненавижу Лилль и даже на ночь в нем не останусь.

— Выбирать не приходится, — спокойно сказал Финн, выглянув из-под капота. — Когда малышка снова заурчит, пора будет искать ночлег.

— Только не в сволочном Лилле. Хоть в темноте, но доедем до Рубе.

За последние сутки Эва меня уже достала.

— Ночуем в Лилле, — сказала я.

— Что, опять зашевелился твой пирожок в печке? — Эва буравила меня взглядом.

— Нет, просто за гостиницу плачу я.

Эва покрыла меня непечатными словами, еще крепче ее обычной ругани, и туда-сюда забегала по обочине. Ну и денек, — думала я, глядя, как Финн копается в нутре «лагонды». Почти бессонная ночь в дешевой руанской гостинице, тревожные сны, полные смутных кошмаров: бесконечные коридоры, в которых исчезает Роза, сопровождаемая злобным шипением матери: «Шлюха»… Потом долгая изнурительная поездка, язвительные замечания Эвы всякий раз, как из-за тошноты я просила остановиться, и, что еще хуже, каменное молчание Финна.

Шлюха, — шипела тетка в моих кошмарах, и я невольно вздрагивала. Я так радовалась началу новой жизни, упиваясь тем, что никому не ведомо, кто я такая и чем себя замарала. Но жизнь с чистого листа оказалась иллюзией. Теперь всем известно, что Чарли Сент-Клэр — шлюха, и все это благодаря бестактной старой кошелке, у которой рот что варежка.

На подъезде к Лиллю из-под капота «лагонды» повалил пар, и Финн, съехав на обочину, достал из багажника ящик с инструментами.

— Оживет она? — спросила я, когда он объявил, что дело, видимо, в клапанах, забрызганных маслом, потекшем радиаторе или шестеренках коробки передач. — До Лилля-то дотянем?

Финн обтер руки ветошью.

— Если только потихоньку, — сказал он под аккомпанемент Эвиной брани.

Я кивнула, не глядя на него. С тех пор как моя Маленькая Неурядица перестала быть тайной, я не могла смотреть ему в глаза. С Эвой было проще — спрячься в скорлупу цинизма и на хамство ответь хамством хлестче. Но Финна переиграть в молчанке невозможно. Мне оставалось лишь изображать полное безразличие.