Сестры зимнего леса

Я знаю,
что мне делать.
Вот он, шанс. Мне надо
встать на крыло.
Что, если снаружи лебедь ждёт?
Покажет, как летать? Научит?

Но Либа
ползёт за мной на крышу и бубнит:
«Сестрица, ты больна,
вернись немедля». —

«С чего вдруг? – отвечаю. —
Как ты мне надоела своими
запретами! Того не делай, этого

не смей. А я хочу на крышу.
Я устала от немощи,
от обещаний, в которых нет
ни слова правды!»

Я знаю, что мои слова – жестоки,
но как иначе? Мне же надо
спасти сестру.

«Лайя, ты упадёшь! Это опасно.
Прошу тебя, вернись!» —
«Ещё чего! Довольно!
Насиделась в клетке. Ты поишь
меня отравой, из-за тебя я
едва не умерла,
а якобы целебные отвары
лишь сонный
дурман. Всё, как Фёдор
мне говорил.
Я улетаю
туда, где будет тепло
и безопасно, где досыта
я буду и есть, и пить.
Там счастье ждёт меня». —

«Лайюшка, ты бредишь». —
«Брежу? – я хохочу. —
Да, любопытно, что о бреде
заговорила ты, Либа.
Та самая,
которая пообещала,
что он придёт. И я
поверила. Всё думала:
а вдруг он задержался,
не может же сестра родная
лгать».

Кожа зудит.
От слабости шатает.
Пот застит глаза, спина болит.
Раскидываю руки и к небу рвусь.
Взмах, взмах, ещё…
Накатывает тошнота.

Я приседаю,
хватаю воздух ртом.
Все косточки, похоже,
готовы расколоться.
Откуда-то издалека я слышу:
«Довид!»
Сестра кричит…
«Быть может, она пьяна?» —
«Да вроде нет…» Смеюсь:
«А вот и новый враль!
Сдаётся мне, вы оба —
друг друга стоите. Ну, ничего,
сейчас уйду с дороги.
Вам нужен дом наш, правда?
Вы только и мечтали избавиться
от эдакой обузы, травили
меня вашими чаями…»

Боль невыносима. Плачу.
«Мне нужен Фёдор. Я, как все,
хочу быть счастлива, не всё же
вам одним? Умру, коль не увижу
его тотчас. Мне безразлично,
что скажут мама с тятей».

Либа, вплотную подобравшись,
пытается прижать меня к себе.
Отшатываюсь с воплем,

напоминающим скорее
клёкот лебединый. Порываюсь
освободиться из её объятий,
но руки вдруг становятся
чужими,
а пальцы – отказываются мне служить.
Она сдаётся. Кидаюсь к краю крыши.

«Ты больше не сестра мне, ясно?» —
кричу я, а потом
шагаю вниз.
И падаю.
Но воздух обнимает моё тело,
И руки,
дёрнувшись в последний раз,
становятся вмиг крыльями,
нос – клювом,
ноги – лапками.
Я простираю руки… —
нет, крылья! —
и – в полёт!

Вытягиваю шею, чтобы не задеть
густые ветви, чуть не натыкаюсь
на толстые стволы. Затем
взмываю вверх. Сам воздух
полёт мой неумелый
направляет.

«Я – жертва, – говорю
луне и небу. – Я должна
спасти сестру.
Да, жизнь – за жизнь.
Спасу
любой ценой».

Всё ближе око ночи.
Свободна! Наконец – свободна!
Я – светлячок во тьме,
над головою —
звёзды-фонарики
висят.
И за моим полётом
следят с восторгом Кодры.
Ничто не разорвёт
связь нашу с лесом.
По жилам
у меня
течёт не кровь,
а сок деревьев,
их же питает
кровь моя.
Я слышу голос леса
и откликаюсь.
Город наш спасу.

Мне прежде снилось,
будто все деревья —
создания живые,
твари божьи.
Во снах
мне пальцы заменяли
лозы, руки – ветви.
А листья, словно перья,
вдруг прорастали.
Я обретала крылья
зелёные, как майская трава.

Мы с лесом – нераздельны.
Но губы Фёдора меня зовут
и манят за собою. Вот кто

мне жажду утолит, заключив
в объятья. Когда я буду с ним,
тогда и Дубоссары
спасутся.

А лебедей всё нет.
Один лишь Фёдор
мне поможет. Узнаю я,
на чьих руках кровь Жени
с Михаилом.
Сниму груз обвинений
с Фёдора и с Либы.
Моя, моя вина. Ведь это я
не рассказала правду о том,
что видела в то утро.
Мне и исправлять,
одной лишь мне,
одной…