69
Либа
Стремглав бросаюсь к дому. Я задыхаюсь. Такое впечатление, что сердце вот-вот разорвётся. Меня бьёт дрожь. Я должна поскорее вернуться к Довиду с Лайей и защитить их. У Довида есть оружие. Надеюсь, он знает, что нам делать.
Трясущимися руками барабаню в дверь. Она распахивается. Вбегаю в дом, с грохотом захлопываю её за собой и кричу:
– Довид! Довид, они думают, что это я! Они идут за мной!
– Кто? – Он бросает взгляд за окно. – Либа, о чём ты? Что случилось?
– Они увидели, как я положила на могилу венок… – говорю, едва отдышавшись. – Борис Томакин. – Я медленно оседаю на пол. – Он обозвал меня душегубкой. Довид, я испугалась и убежала, просто убежала… – Хватаю ртом воздух, сдавленно всхлипываю. – Что ещё мне оставалось делать?
– Они тебя преследовали?
– Не знаю. Я слышала шум… Да, наверное, преследовали. Может быть. А как я должна была поступить?
– Оставайся здесь, слышишь? Ни в коем случае не выходи. Я сам с ними поговорю.
Неверными руками Довид достаёт из брошенного в угол ранца револьвер.
– Надо рассказать обо всём кахалу…
– Не бойся. Побудь здесь. Я всё улажу.
– Довид, погоди!
– Что?
– Не хочу, чтобы с тобой приключилась беда… – По лицу градом катятся слёзы.
– Не бойся, Либа. – Глаза у Довида вспыхивают. – Я что-нибудь придумаю. Главное, оставайся внутри и не высовывайся. Всё будет хорошо, обещаю.
Он выходит. Захлопываю за ним дверь, на четвереньках подползаю к кровати, влезаю на неё и обнимаю Лайю, зарывшись лицом в подушки. Меня продолжает трясти. Время тянется медленно-медленно.
– Либа, что случилось? – шепчет Лайя.
– Меня преследовали…
– Кто? – Сестра рывком садится в постели, и я замечаю, что для этого ей потребовалось собрать все свои силы.
– Ложись! – шиплю я. – Тихо!
К счастью, она повинуется без слов.
– Так что стряслось?
– Уже неважно… Так и так нам конец.
– Медведи, да?
– Какие медведи? – Внутри всё обрывается.
– Те мужчины, что пришли к тяте. Они же медведи?
Ума не приложу, откуда ей это известно. Укрываю нас обеих с головой и шепчу:
– Лайя, расскажи всё, что знаешь.
И тут в дверь стучат. Я вздрагиваю. Меня расстреляют на площади? Поволокут в тюрьму? Будет суд?
– Либа, открой! Это я! – слышится голос Довида.
Пригибаясь, чтобы не увидели в окно, подскакиваю к двери и открываю. На пороге Довид, его отец и Шмулик-Нож.
– Ну что? – спрашиваю.
– Перехватили их по пути к вам, – отвечает господин Майзельс. – Убедили обратиться к приставу. Обвинять тебя в убийстве – это смешно.
– Что же нам теперь делать?
– Драться! – хрипло произносит Лайя.
Все оборачиваются к ней.
– Ты о чём, сестра?
– Так бы поступил наш отец, – тихо говорит она. – Он бы без боя не сдался. Нам надо доказать, что ты ни при чём. Им не удастся свалить всё на дубоссарских евреев. Пусть не рассчитывают, что мы безропотно поднимем лапки кверху. Женю никто не убивал.
– Как это? – восклицаю я и перевожу взгляд на гостей. – Да вы входите, входите.
Войдя, они запирают за собой дверь.
– Лайя, что ты такое говоришь?
– Женя на льду упала, я собственными глазами видела. И Миша тоже видел. Он со своим дядей Богданом отнёс её к ним домой. После чего она и пропала.
– Ты же говорила, что видела её потом у Ховлинов. Почему раньше мне всё не рассказала?
– Мне показалось, будто я её видела. Но там было много народу, поди разбери в такой толпе. А вот в том, что на льду осталась кровь, я уверена.
Мужчины переглядываются.
– Кто-то должен пойти и побеседовать с Богданом Сирко, – предлагает господин Майзельс.
– И в полицию сообщить, – кивает Шмулик-Нож.
– А они нам поверят? – спрашиваю. – Кроме слов Лайи иных доказательств нет.
– В любом случае будет драка, – говорит Довид. – Людей у нас хватает. Нельзя допустить погромов. Отправим дружины на улицы, на пристань, расставим охрану у каждого дома. Или предотвратим беду, или умрём, сражаясь.
– Сдурел? – возмущается Шмулик. – Надо просто рассказать людям правду, и всё утрясётся.