Сестры зимнего леса

Я отшатываюсь. Фёдор верит в то, что говорит, но он не понимает, что такое быть евреем. Что значит защищать друг друга и обеспечивать преемственность, вступая в браки только с единоверцами. Он не знает, как мы чтим тех, кто погиб ал киддуш ашем[54], умер во имя Господа, защищая наши обычаи. Не знает, что евреи выходят из схватки пусть избитыми и израненными, но не сломленными. Потому что мы верим в Бога, в нашу общность, в сострадание и способность народа претерпевать невзгоды. Слова Фёдора больно ранят, однако они не могут поколебать мою уверенность в том, кто мы и кто я.

– Спасибо, что уделил время. Думаю, обойдёмся своими силами. Я сама позабочусь о сестре. Пожалуйста, оставь её в покое. Она не понимает, что стоит в шаге от пропасти.

– Нет, – качает он головой, – слишком поздно. Лайя моя. А если ты попытаешься перейти мне дорогу, то… Знаешь, чего только не приключается с девушками в лесу.

Мои руки начинают мелко дрожать. Сжимаю кулаки, усилием воли останавливая рост когтей. Фёдор, уже отойдя на приличное расстояние, оборачивается и кричит:

– Никакое человеческое лекарство её не излечит!

Некие нотки в его голосе заставляют меня броситься ему вдогонку.

– Постой!

Но он продолжает идти. Даже не идти, а скользить по проулку. Движения у него плавные, совершенно нечеловеческие.

– Фёдор, погоди! Вернись! Объясни!

Догнав его, кладу руку ему на плечо. Он оборачивается и говорит, уставившись на мою ладонь:

– Ты прозевала свой шанс.

Потом принюхивается и вдруг облизывает мне пальцы. С отвращением отдёргиваю руку.

– М-м… – мычит он, проводя языком по губам. – А кто-то, похоже, у нас не совсем человек.

– О чём ты толкуешь?

Не может же он в самом деле знать, кто я. Или?..

Он молниеносно поворачивается и притискивает меня к кирпичной стене.

– По-моему, тебе прекрасно известно, о чём.

Зажмуриваюсь. Неровные края кирпичей врезаются в спину. Сжимаю зубы, чувствуя, как они заостряются. Дыхание перехватывает. Нет, только не сейчас, не здесь. Хватаю ртом воздух, пытаясь с собой совладать.

Фёдор наваливается, и я понимаю, что теряю контроль. Кончики пальцев зудят, каждая жилка звенит от напряжения.

Он вновь шумно принюхивается и ухмыляется. Я же стараюсь дышать размеренно и успокоиться.

– Пожалуйста, просто расколдуй мою сестру.

– Ты даже представить не можешь, как бы мне хотелось повернуть всё вспять. – Он со вздохом отпускает меня.

– Что ты имеешь в виду? – потираю дрожащие от страха ладони.

– Я совершил ошибку, – рявкает он. – Дорого же она мне обойдётся. Я не должен был дотрагиваться до твоей сестры. Мои братья меня не понимают, но я очень волнуюсь за неё…

Глаза его блестят. Неужели – плачет?

– Приведи Лайю ко мне. Я должен её увидеть.

– Я тебе не доверяю.

– А придётся, если хочешь спасти сестру. Я должен увидеться с ней наедине. Притащишь кого-нибудь на хвосте – и я сразу исчезну.

– Ну, хорошо, – отвечаю со вздохом. – Дам тебе шанс. Один-единственный шанс, не больше.

– Отвези её обратно в дом. Я буду ждать там.

– Погоди! Это же… мы же не…

Но прежде чем я успеваю договорить, Фёдор опускается на четвереньки и покрывается шерстью. Голова и тело стремительно уменьшаются, и вот уже передо мной полосатый кот. Одним прыжком он взлетает на чей-то карниз и игриво мяукает, глядя сверху вниз. Потом перепрыгивает на крышу ближайшего дома.

У меня стынет кровь в жилах.

Разворачиваюсь и со всех ног бегу к Майзельсам.

58 Лайя

Лежу пластом
без сил.
Едва глаза закрою,
как вижу лебедя —
того, что прилетал
ко мне на крышу
и во сне являлся.
Теперь он юноша
златоволосый
и белокожий.
Похоже,
мой ровесник…
Нет, всё-таки чуть старше.

«Хто ти такий?» —
шепчу и умолкаю
в испуге, прежде
не говорила я
по-украински.
Юноша глядит
так ласково,
глаза его бездонны,
как горные озёра.
В черноте их
себя я вижу
белой лебедицей.
Мой клюв оранжев,
а глаза черны.
И всё же это я,
в том нет сомнений.
На главе – корона
в алмазах
или в капельках росы.
Моргаю,
и виденье исчезает,
а юноша
безмолвно шепчет мне:
«Да, это ты.
Такой ты станешь.
Ты видела свою судьбу,
царевна-лебедь».

59 Либа

Возвращаясь к Майзельсам, прохожу мимо их лавки. Завидев меня через окно, Довид выскакивает из-за прилавка и распахивает дверь.

– Либа, постой!

Вместе идём в дом.

– Ну как? Нашла, что искала?

– Нам с Лайей придётся вернуться к себе.

– Зачем? – Он бледнеет. – Разве тебе у нас плохо?

– Я должна думать о сестре, а не о себе, – закрываю глаза.

– Либа, посмотри на меня. – Довид кладёт руку мне на плечо.

Мотаю головой, по щекам текут слёзы.