Сестры зимнего леса

Вскрикнув, просыпаюсь, смотрю на руки. Так и есть, опять выросли когти. Прячу ладони под одеяло. Надо отсюда выбираться, я опасна. Вдруг нападу на госпожу Майзельс?

Жду, пока моё большое медвежье сердце не успокоится. Стараясь не шуметь, встаю с кровати и, сунув руки под фартук, на цыпочках спускаюсь по лестнице. Госпожа Майзельс клюёт носом у тёплой печки. Накидываю жакетку, отпираю дверь, покидаю дом и сразу срываюсь на бег. Только бы не остановили! Ужасно хочется опуститься на четвереньки, ощутить под ногами лесную подстилку. Кажется, я способна сейчас унюхать тысячи разных запахов. Втягиваю носом воздух и различаю ароматы всех трав, деревьев, копошащихся поблизости зверьков… В лесу что-то неладно. Чую какую-то гниль, что-то отдающее медью, похожее на кровь. Тело захлёстывает силой и мощью. Когти вытягиваются во всю длину, меховая оторочка жакетки сливается с бурым мехом на руках и ногах. Зубы делаются острыми и большими, нос вытягивается, становясь похожим на медвежье рыло, зрение тоже меняется. Сколько же вокруг всего, чего я прежде не замечала! Берлоги и норы, в которых зимуют звери, царапины на стволах от клыков – так кабаны метят свои участки. Лес стал открытой книгой. Занавес ветвей раздвигается. Передо мной – бесконечная дикая глушь.

Хочется убежать в эти тёмные, глухие и дремучие Кодры. Сосредоточиваюсь на запахе дома. Я себя больше не боюсь. Все опасения пропали, осталось только ощущение собственной медвежьей силы. Всё идёт так, как должно. Никто и ничто не помешает мне этой ночью. У меня есть зубы и когти.

Однако когда я добираюсь до порога нашей хаты и поднимаюсь с четверенек, кожа опять становится бледной и голой. Запрокидываю голову и смотрю на луну. По щекам текут слёзы. Отчего я плачу? От облегчения, что наконец освободилась, позволила себе стать тем, кто я есть, или от ужаса, что превратилась в зверя, которым не желала быть? Холодно. Поплотнее запахиваю жакетку и открываю дверь.

Лайя спит на родительской кровати, словно никуда и не уходила. Сглатываю комок и изумлённо тру глаза. Может, всё случившееся мне привиделось? Что со мной происходит?

Ложусь рядом. Мои крупные руки обнимают худенькое тело сестры. Нынешней ночью я поняла, что никогда не причиню ей вреда. Ближе Лайи у меня никого нет. Мои смоляные волосы смешиваются с её золотыми косами. С мыслью, что сестра – рядом, что она жива и невредима, я засыпаю.

52 Лайя

Я просыпаюсь. В горле пересохло.
Сестра спит рядом.
Высвобождаюсь из её объятий,
встаю и воду пью.
Но жажда не проходит,
и ноют оцарапанные пальцы.
Они болят, болят… Болит всё тело.
Не знала прежде я, что может быть
такая боль.

Я пью ещё, ещё и не могу напиться.
Горло
горит огнём. Живот скрутило
от голода. Я знаю,
что жажду утолить поможет мне.

Как под лопатками зудит!
Смотрю на спящую сестру, и слёзы
текут из глаз.

53 Либа

Просыпаюсь оттого, что дверь с грохотом распахнулась.

– Кто там?

– Ты здесь! – слышится голос Довида.

– Довид! Но… Уже утро? Как прошло дежурство?

Глаза у него красные, а губы, напротив, кажутся бледными и обветренными. Он облизывает их и слегка покашливает.

– Вижу, ты нашла сестру?

– Вроде того. Когда я вернулась, она была дома.

– Мама сказала, ты к нам заходила. Говорит, уложила тебя в мою кровать и задремала. А когда проснулась, ты уже ушла. Мы решили… – Его голос срывается. – Либа, я испугался, что ты тоже пропала. – Глаза Довида подозрительно блестят. – Ты всех нас напугала. Особенно меня.

– Прости…

– Я боялся, с тобой приключилось что-то нехорошее. – Он утирает рукавом слёзы.

Моё сердце сжимается.

– Я не хотела… не подумала… – мотаю головой.

Он вновь облизывает губы, кивает и отворачивается. Я так беспокоилась о Лайе и о себе, что совершенно забыла о чувствах других людей, которые за меня волновались.

– Входи, присаживайся, – бормочу.

– Я сделаю чаю, – добавляет уже вставшая Лайя.

Кудрявые волосы Довида растрепались от ветра. Как хочется провести рукой по тугому каштановому руну…

– В чём дело? – спрашивает он.

– Ни в чём. Просто… загляделась на тебя. Извини. Похоже, совсем разум потеряла. Такая странная была ночь.

– Это точно.

Втягиваю голову в плечи. Госпожа Майзельс, должно быть, с ума сходит от беспокойства.

– Вы кого-нибудь нашли? – спрашиваю.

– Никого. Хотя мне всё время чудилось, будто за мной следят. Да и не только мне. Знаешь, такое покалывание в затылке, как от чужих глаз, особенно когда проходишь под тем старым дубом. Мама сказала, ты видела чужих?

– Каких таких «чужих»? – Лайя застывает на месте.

– Они сказали, что ищут тятю, – объясняю ей. – Один из них – тот самый Рувим, купивший у нас мёд.

Мы с Лайей переглядываемся.

– Напомни, пожалуйста, как их зовут? – спрашивает Довид.