Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

— То, что она его убила, настолько достоверно, что ей угрожает гаррота, — презрительно улыбаясь, вновь заметил смуглый студент. — Мало того, убив мужа, она его распотрошила, зашила в мешок, сплетенный из волокон питы [33], и бросила в реку на корм рыбам.

Все это не являлось еще доказательством преступности Панчиты Тания, согласно букве закона, и ее тезка собирался было возразить, когда в разговор вмешался другой студент, привлекавший внимание зычным голосом и кастильским выговором:

— Из-за сущей ерунды бабенка со своим дружком совершает то, что законом приравнивается к отцеубийству. Недоставало только того, чтобы мешок был кожаный, снаружи на нем было нарисовано пламя, а внутрь посажены петух, гадюка и обезьяна — существа, не знающие ни отца, ни матери.

— В законе Двенадцати таблиц, — поспешил вставить распетушившийся Панчо, довольный тем, что может исправить ошибку студента с наружностью кастильца, — кодексе, скопированном pedem litterae [34]со сборника законов, который приказал составить король дон Альфонсо Мудрый, — речь идет но о петухе, а о собаке, гадюке и обезьяне, и не потому, что эти животные знают или не знают отца с матерью, а просто потому, что преступник отдается им на растерзание. Кодекс дона Альфонсо считает отцеубийцей даже ту женщину, которая убивает своего мужа. По сие время полагается волочить преступника до самого эшафота в корзине, привязанной к хвосту лошади. Так что, если Панчиту Тания, обвиняемую в этом чудовищном преступлении, и не волокут таким способом, то лишь потому, что этого не допускают наши обычаи. Вот и все.

Тут Панчо быстро отошел от группы для того, чтобы студент, похожий на испанца, не смог возразить ему. Но последний успел бросить ему вслед:

— Сразу видно, парень вызубрил лекцию.

Как раз в эту минуту раскрылись тяжелые, из кедрового дерева, ворота семинарии, более известной в ту пору под названием коллегии Сан-Карлос. Четыре широкие галереи с каменными колоннами образовывали большой квадратный патио. В центре его бил фонтан, а вокруг высились пышные, густолиственные апельсиновые деревья с сочными плодами. На противоположной от главного входа стороне слева каменная лестница вела в кельи профессоров; справа виднелась решетка, которая отгораживала галерею от темного, сырого и узкого прохода, ведущего в боковой зал, большой и грязный, отделенный от моря и порта садом с высоким забором. Туда выходили четыре высоко расположенных окошка, через который скупо проникал свет, оставляя большую часть зала в полумраке. В центре его у противоположной стены находилась незатейливая кафедра, а по обеим ее сторонам поперек зала стояло множество массивных, грубо сколоченных деревянных скамей с высокими спинками.

Тут и читались лекции по философии; здесь впервые начал преподавать кубинской молодежи эту науку знаменитый падре Феликс Варела; он составил для этого новый текст, в корне отличавшийся от аристотелевского, бывшего до той поры на Кубе единственным философским текстом, который изучался с самого основания Гаванского университета при монастыре Санто-Доминго в 1714 году. Когда в 1821 году падре Варела был избран представителем в испанские кортесы, то на смену ему кафедру возглавил один из самых одаренных его учеников — Хосе Антонио Сако; в пору нашего рассказа ее занимал адвокат Франсиско Хавьер де ла Крус, так как руководитель кафедры уехал в Северную Америку, а досточтимый основатель ее оказался в изгнании.

В левом углу патио находился другой зал, в котором падре Плумас преподавал латынь. В этот зал входили с галереи. Вплотную к нему, занимая почти всю противоположную сторону патио, примыкала столовая для семинаристов и некоторых преподавателей, проживавших постоянно в том же здании. Налево от главного входа широкая каменная лестница вела на галереи верхнего этажа. По ней поднимались студенты юридического факультета, не числившиеся семинаристами; студенты же философского и латинского факультетов входили в соответственные, уже упомянутые помещения через двери, находившиеся на уровне патио.