После концерта в Карнеги-холле профессор К. Томилин прислал письмо в редакцию газеты «Россия» с вложенным в него стихотворением: «Если Божественным Промыслом нам суждено снова увидеть Россию в ореоле её былого религиозного и государственного величия, то в деле освобождения всего человечества от коммунизма сыграет роль и жаровский хор. Достоевский предсказывал, что “мир спасет красота”. Разве жаровцы не разносят весть об этом спасении всему миру?! Боже, сохрани на многие годы жизнь С. А. Жарова, укрепи его силы, дай здравия и благоденствия всем его славным и верным оруженосцам. Все они вместе высоко подняли знамя поруганного, но великого русского народа».
ЖАР-ПТИЦА
(Посвящается С. А. Жарову)
Конечно, стихи далеки от совершенства, но включены они в нашу книгу не случайно. Автор стихотворения точно подметил, что белоэмигрант Сергей Жаров «острей меча врагов разит». Его песни как религиозного, так и светского содержания были строго-настрого запрещены в Советском Союзе. Таможня зорко следила, чтобы пластинки с записями хора не попали к советским гражданам и они ничего не знали о музыкальном ансамбле. Имя Жарова было запрещено упоминать в советской литературе и журналистике не только в положительном, но и в негативном контексте. О нём вообще ничего нельзя было говорить.
В начале перестройки, в 1987 году, вышел роман писателя Даниила Гранина «Зубр». Книга посвящена судьбе знаменитого советского биолога и генетика Н. В. Тимофеева-Ресовского, в 30-е годы жившего в Германии и близко знавшего Сергея Жарова. Информация о Жарове в книге чудовищно искажена, но автора ни в чём винить нельзя: он сам ничего о Жарове не знал. Тем не менее он первый пробил советскую цензурную броню, запрещавшую упоминать даже имя белого эмигранта. Вот что писал Даниил Гранин о взаимоотношениях Тимофеева-Ресовского со знаменитым регентом:
«Дружба была с Сергеем Жаровым. Жаров, дружок его, как раз к революции окончил Синодальное училище. С какими-то казачьими частями мальчишкой эвакуировался за границу. Ткнулся туда-сюда, назад ходу не было. Мыкался он на разных работах, потом в Вене в 1922 году организовал мужской хор. Был он исключительно одаренным музыкантом и оказался к тому же великолепным организатором. В хоре он держал тридцать шесть человек. Из них тридцать певцов, четыре плясуна, завхоз и он, Жаров. Никаких солистов. И он и остальные хористы получали одинаково. Этим самым исключалась зависть — беда всякого художественного коллектива. Обосновал он это так: если у тебя хороший голос и ты можешь солировать, так кому я буду платить за это, господу богу? Он же, голос, у тебя от бога, бесплатно, божий дар. Дисциплину держал железную. Если кто на спевку придет выпивши, иди прочь.
О Жарове Зубр очень любил рассказывать. И мы любили слушать, потому что ничего не знали о таком явлении, между прочим, примечательном в истории русского искусства. К тому же у Зубра имелось несколько пластинок с записями жаровского хора, и он демонстрировал их, подпевая.