Сергей Жаров

Впервые в России опера была поставлена в 1908 году. Сюжет ее хорошо известен: из-за любви к американскому военно-морскому офицеру Пинкертону юная красавица гейша Чио-Чио-сан отказывается от своей веры и принимает христианство. Заканчивается опера трагической гибелью бедной обманутой девушки. Это была одна из любимых опер Сергея Жарова. Она когда-то пробудила его интерес к загадочной стране — Японии. Сергею Алексеевичу было очень лестно, особенно тогда, в далеком 1923 году, познакомиться с таким прославленным композитором, как Джакомо Пуччини. В своих многочисленных интервью в Японии он не раз вспоминал о встречах с ним.

Сегодня в церковном доме кафедрального собора Воскресения Христова в Токио можно увидеть фотографии, развешанные на стенах и датированные 1956 годом. На них Сергей Жаров. Многолетняя сотрудница храма А. В. Долгова рассказала авторам книги, что её мать и Сергей Алексеевич участвовали в Таинстве Крещения четверых японских детей в качестве крестных. Один из мальчиков был наречён Сергеем, в честь своего знаменитого крестного отца, и тоже стал регентом весьма успешного японского хора. Он до сих пор исповедует православие. Авторам книги через Ариану Владимировну удалось связаться и побеседовать с ним по телефону.

Восприемником одного из японских детей также стал солист хора Владимир Василевский, обладатель знаменитой окладистой бороды. Выбран в крестные он был неслучайно — его отец был священником.

В 1956 году Жаров был награжден благодарственной грамотой епископа Токийского и Японского Иринея за духовное подвижничество: «за усердные труды на пользу православной церкви Японии». Владыка отметил, что за тысячу лет Русская православная церковь сотворила исключительное благолепие церковного богослужения и хор донских казаков бережно хранит и совершенствует это чудо: в его церковных песнопениях отражается и величие божественных устремлений человека, и горечь переживаний страдальческой жизни русского народа, и надежды верующих на будущее улучшение их судьбы.

Для большинства японцев концерты Донского хора стали первым прикосновением к музыкальной культуре России. В Японии есть поговорка: «Кто поёт, о зле не думает». «А если русские так поют, разве они могут думать о зле?» — спрашивали себя японцы. Жаровцы заставили их понять и полюбить русское песнопение, а значит, и народ, создавший такие замечательные мелодии. Донские казаки показали японцам настоящую Россию. Казаки тоже открыли для себя загадочную страну — страну глубочайшей древней культуры.

На всех концертах их встречали горячими аплодисментами, как старых, давнишних знакомых. Как только сцена заполнялась певцами, аплодисменты умолкали. Наступало напряжённое молчание, но публика чувствовала, что со сцены веет скрытой силой. И вот помещение огромного зала наполнялось потрясающей мелодией. Концерт начинался церковным песнопением «Верую» на музыку А. Т. Гречанинова. Сначала голоса взрывались неслыханной мощью, потом словно теряли силу, но приобретали загадочную глубину и таинственность, тембрально окрашиваясь, переходя от форте к пианиссимо. Затем долго-долго, почти без перерыва, звучал речитатив тенора, тихо переливаясь аккордами в аккомпанементе хора. В финале чуть слышное пианиссимо неожиданно срывалось в мощное форте: «…И жизни будущего века. Аминь!» За песнопением «Верую» следовал псалом «Блажен муж» знаменного распева. Псалом Давида…

Русская церковная музыка произвела на японцев сильнейшее впечатление, можно сказать, они утонули в восторге и восхищении, но при этом, особенно в первом отделении концерта, зрительный зал оставался словно загипнотизированный. На следующий день японские газеты вопрошали: «Откуда такие звуки, такая мощь в форте и такое дивное звучание в пианиссимо?»

Ответ был прост: всему виной — регент Сергей Жаров. Только он умел добиться от хора такого глубокого и слаженного звучания. Порой казалось, что он ткал музыку из воздуха. Японские журналисты называли его кудесником, не знавшим предела голосовым возможностям своих хористов. Каждая нота песнопения передавала полноту и щедрость артистического переживания, стихийность волеизъявления, крутой и сильный разворот страстей. Японцам всё это очень импонировало и находило горячий отклик в их душах.

Второе и третье отделения концерта, как обычно, состояли из романсов, казачьих и русских народных песен. Наибольший восторг вызывали «Две песни русской армии» в аранжировке К. Н. Шведова и «Полюшко-поле». Правда, из присутствующих, кроме Жарова, никто не знал, что песня «Полюшко-поле» была написана в 1933 году советским композитором Л. К. Книппером на слова поэта-коммуниста В. М. Гусева и посвящена подвигу бойца-комсомольца, погибшего за дело революции в Крыму в 1920 году, сражаясь с белыми казаками.