Сергей Вавилов

Получилась принципиальная и вместе с тем простая, легко читаемая книга, в ней исправлены многие прежние ошибки.

Из того, что у меня есть за душой от прежнего, можно и нужно составить по тому же принципу еще 2–3 книги (может быть, брошюры).

1. Общие вопросы люминесценции.

а) Что такое люминесценция, флуоресценция и фосфоресценция?

б) Второе начало термодинамики и закон Стокса и зависимость выхода от длины волны.

в) Абсолютный выход люминесценции.

г) Классификация типов люминесценции.

д) Люминесценция и природа элементарных излучателей.

2. Молярная и молекулярная вязкость.

а) Замечания о молярной и молекулярной вязкости.

б) Молекулярная вязкость и явления люминесценции,

в) Метод броуновских площадей.

3. Из истории оптики.

а) Оптические работы Ломоносова.

б) Оптические лекции Ньютона.

в) Оптика Л. Эйлера.

г) Работы В. Петрова по люминесценции.

д) Диалектика световых явлений.

е) Принципы и гипотезы оптики Ньютона».

К сожалению, ничего из этих замыслов осуществить не удалось.

Во-первых, Сергей Иванович все чаще и все сильней подвергался простудным заболеваниям. Иногда, спасаясь от ненастья, он устраивался не в саду, а дома в дачной лоджии. Но и здесь ему надувало в бок, ветер и сырость быстро приводили к простуде.

Во-вторых, отдыхая в Мозжинке, Вавилов, несмотря на запрет врачей, не прерывал своих работ в Физическом институте. Раз в две недели, а то и раз в неделю он приезжал в ФИАН и проверял работы своих сотрудников. К осени же не выдержал и поехал в Ленинград посмотреть, как обстоят дела в лаборатории люминесценции ГОИ, руководство которой он оставил за собою, даже будучи обременен президентскими обязанностями.

В октябре 1950 года в Ленинграде в лаборатории с Вавиловым случился сильный сердечный припадок. Потом как будто стало легче. Вскоре Вавилов и Бардин были по делам в Совете Министров. Когда они оттуда вышли, Вавилов почувствовал большую слабость. Он вынужден был сесть и принять нитроглицерин.

— И сейчас это было для меня неожиданным, — рассказывал Бардин, — настолько он умел скрывать свой недуг.

Стало очевидным, что Вавилову необходимо срочное лечение. По решению Президиума академии ему предоставляется новый отпуск. В начале декабря Сергей Иванович отправляется в санаторий «Барвиха».

Тяжелобольной, он продолжал работать и здесь.

В санатории он редактировал перевод большой монографии своего берлинского коллеги П. Прингсгейма «Флуоресценция и фосфоресценция». Как всегда, работа была выполнена очень тщательно. Попутно Вавилов сделал к этой книге большое количество замечаний и добавлений принципиального характера.

Даже в этом тяжелом состоянии Сергей Иванович еще строил планы своих будущих книг, на этот раз философского характера. Менее чем за месяц до кончины он сделал интересную запись:

«Барвиха», 29 декабря 1950 года.

О популярных книжках, которые следовало бы написать.

Считаю это обязанностью. Темы такие:

Вещество (вариация на тему моей статьи «Развитие вещества»).

Осветить вопрос от электрона до человека. Полезно было бы для других и для себя.

2. Пространство и время (очень трудная и очень нужная тема про Ньютона, Лобачевского, Эйнштейна и т. п.).

3. Действие света (вариации на старую тему)».

Вместе с тем Сергей Иванович продолжает свои воспоминания. Он подробным образом описывает своих учителей — преподавателей коммерческого училища, вспоминает отдельные эпизоды из ранней юности. К сожалению, он не успел подойти к более зрелому периоду жизни: запись обрывается словами, которые мы цитировали: «Дома была у меня химическая лаборатория, около сотни препаратов, которые покупал у Феррейна…» (Многоточия поставлены мною. В рукописи не было никакого знака препинания, будто автор не закончил мысли, построения фразы. — В. К.)

Эта запись датирована в Барвихе 11 января 1951 года (первая запись в этой же тетради была сделана в Мозжинке 26 июня 1949 года).

Глава 2. «Научные заметки»

Чувствовал ли сам Сергей Иванович близость черты, которая прервет его жизненный путь? И если да, то насколько сильным было это предчувствие?

От последних месяцев его жизни нам осталась рукописная тетрадь, озаглавленная «Научные заметки». Записи в ней он делал в Мозжинке, Барвихе и Москве. На первой странице надписал свою фамилию и два личных адреса — московский и ленинградский. И даже два домашних телефона. Зачем это сделано? Только ли из боязни потерять тетрадку? Или он все же предчувствовал? И на случай, если это произойдет с ним вдруг среди незнакомых людей, они бы смогли быстро опознать его и сообщить о случившемся родным.