Сергей Вавилов

Предсмертные вавиловские заметки — документ удивительный. Они свидетельствуют о том, с каким напряжением работало сознание ученого и мыслителя у той грани, где сознанию этому суждено было погаснуть навсегда. Не верится, что писал это глубоко больной человек, обремененный грузом многолетних переживаний, лишь немногие из которых он считал возможным высказывать вслух.

Когда знакомишься с содержанием записок, поражает сила самоотдачи, блеск вавиловского интеллекта, мощь его интуиции. Может быть, в этом еще одно свидетельство предчувствия. Ведь так обычно и бывает, что в преддверии неумолимого исхода человеческое сознание, творческое его начало вдруг излучает ослепительный свет. И тогда в человеке сияет все его лучшее, все самое заветное.

В «Научных заметках», несмотря на их сдержанный тон, есть нечто от творческого завещания. Вавилов говорит о сегодняшнем дне науки — физики, психологии, математики, философии, естествознания. Но говорит он не для своих современников, а для ученых завтрашнего, послезавтрашнего дня. Он говорит о проблемах, о том, что еще неясно, не решено в науке, что беспокоит и мучит его совесть ученого. На страницах «заметок» мы вновь узнаем того Вавилова, о котором уже не раз говорилось в этой книге как об ученом, который значителен не только тем, что он успел сделать, но и тем, что он оставил будущему в качестве идей, интуиций, семян.

«Научные заметки» еще ждут своих исследователей, комментаторов. Комментарии и пояснения к этой тоненькой тетради при ее научном издании наверняка во много перевесят по объему вавиловский текст, настолько он лаконичен и «густ». Но академическая публикация пока дело будущего, а познакомить читателя с заветными строками ученого можно уже теперь, не боясь, что многое не будет сразу понято. Ведь главная цель подобного знакомства не узкоспециальная. Нет сомнения, что основное будет понято, потому что основное в данном случае — расслышать пульс вавиловской мысли, прочувствовать ее трепет и беспокойство.

Находясь у своего почти уже осязаемого жизненного предела, Сергей Иванович «Научными заметками» как бы говорит нам: есть граница у частной жизни, но не у творческого сознания, не у идущей мысли. Путь, которым идет ищущее человеческое сознание, беспределен.

В публикуемых ниже фрагментах из тетради в первую очередь как раз и представлены мысли ученого, иллюстрирующие тему беспредельности творческого сознания. От страницы к странице, от записи к записи Вавилов не устает обращаться к этой теме. «Сознание не может быть ненужным, «невесомым» фактором, с которым можно не считаться», — завещает ученый. Оно «влияющий фактор», великая, но еще крайне слабо изученная сила физического мира.

«Мозжинка, 8 ноября, 1950 а.

САМООГРАНИЧЕНИЯ СОВРЕМЕННОГО ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ. В современном естествознании, несмотря на его общность, есть, однако, самоограничения. Не берусь перечислять сейчас их все, но вот некоторые:

I. Принимается, что мир однороден, однородны пространственно-временные свойства, однородны элементарные частицы, однородны законы везде и всегда. На опыте это широко оправдывается. Но это не обязательно и должно рассматриваться только как эмпирический постулат.

II. Из I, почти как следствие, вытекает атомизм, тенденция к построению мира, начиная с малого — в большое. Между тем возможно пытаться, как стремится сделать Эйнштейн, идти в обратном направлении от большего к малому, от мира к атомам.

III. Совершенно исключается сознание и его рудименты, несмотря на полную, можно сказать, максимальную (для человека) его несомненность. Сознание не может быть ненужным «невесомым» фактором, с которым можно не считаться. Сознание не может не быть физическим, т. е. влияющим фактором.

О НАЦИОНАЛЬНОЙ И «МИРОВОЙ» НАУКЕ. Следовало бы дать серию очерков таких характерных фигур, как Галилей (итальянец), Кеплер (немец), Спиноза (еврей), Декарт (француз), Ньютон (англичанин), Ломоносов (русский), на фоне мировой науки и национальных особенностей.

Обнаружилось бы многое интересное и практически важное.

Барвиха, 18 декабря

О СОЗНАНИИ, КАК ПРЕДМЕТЕ ЕСТЕСТВЕННОЙ НАУКИ. Несмотря на намерения И. П. Павлова (о которых я сам слышал 40 лет назад), сознание не стало предметом естествознания. Учение Павлова верно, нужно, но это не все, совсем не все.

Вот уже больше пяти лет из факта биологического развития сознания (а следовательно, его «нужности») пришел я к выводу, что сознание физически действующий агент. Не камень, сознающий, что он летит, но не могущий ничего сделать (такова обычная «теория» сознания), а камень, через сознание воздействующий сам на себя и на окружающее.