Сергей Вавилов

На опытных станциях делались пересевы весьма ограниченного числа образцов коллекции. Все образцы картофеля ежегодно пересевались в северной части Ленинграда в совхозе «Лесное». На Исаакиевской площади росла капуста, на Марсовом поле — картофель, поля тянулись по Кировскому проспекту.

Сохранять все эти посевы было трудно. Требовалось круглосуточное дежурство в период посадки клубней и после цветения, когда клубни начинали образовываться до времени окончания уборки. Долг обязывал не потерять ни одного образца. А ведь клубни требуют ежегодного пересева. Семенную же коллекцию в здании института надо было беречь от крыс и от случайных мародеров. Труд усложнялся тем, что приходилось сбрасывать с крыши зажигательные бомбы и обезвреживать их во дворе во избежание пожара.

Когда недавно чествовали особо отличившихся защитников Ленинграда, люди возгласами восторга приветствовали доктора сельскохозяйственных наук Николая Родионовича Иванова, верного вавиловца, талантливого ученого, сыгравшего вместе с Вадимом Степановичем Лехновичем основную роль в спасении уникальной коллекции.

Сейчас Всесоюзный институт растениеводства в Ленинграде носит имя Н. И. Вавилова.

Глава 4. Глазами близких

Люди, знавшие хорошо семью Вавиловых перед революцией и в первые годы после нее, часто высказывали мнение, что жизнерадостность и чувство юмора у Николая Ивановича в большой степени развивались под влиянием матери, Александры Михайловны. Когда перед ней находился Николай, врожденную веселую жилку которого она прекрасно чувствовала, Александра Михайловна как-то незаметно переходила на язык тонкого подтрунивания:

— Вы, батюшка, хоть перья-то ему пооборвите! (Обращение к парикмахеру, вызванному матерью домой постричь и побрить заросшего сына, вернувшегося из очередного путешествия.)

Или:

— Батюшка-то модный какой прошел! (По поводу представителя так называемой «живой церкви» — недолговечной секты священнослужителей, носивших штатские костюмы и на улице, и во время богослужения.) Тебе, Николай, за таким не угнаться!

Существенной чертой в характере Николая Ивановича являлось, как и у его брата, внимание к людям и забота о сотрудниках. Типично в этом смысле воспоминание бывшей саратовской студентки Вавилова, затем его сотрудницы по ВИРу К. Г. Прозоровой:

«В первую весну, когда мы собрались на наряд в Детском Селе, к нам подошел красноармеец. Вавилов сразу заметил незнакомца и спросил, что, собственно, ему надо.

«Ищу работу». — «Пахать умеешь?» — «Я из крестьян, не только пахать, но и сеять умею!» — «Из лукошка, вручную нам не требуется, — пошутил Николай Иванович, — а вот с одноконным плугом справишься?»

«Да он босой!» — сказал кто-то. Николай Иванович подозвал красноармейца, посмотрел на его босые ноги и повел в кабинет. Через несколько минут оба вышли улыбающиеся. Оказывается, Николай Иванович обул его в свои ботинки.

Наутро солдат вспахал нам участок…»

Любопытно свидетельство профессора Бориса Николаевича Семевского, вице-президента Географического общества СССР, декана географического факультета Ленинградского университета. Он шесть лет работал под непосредственным руководством Вавилова, сопровождал его в поездках по Закавказью, Средней Азии, Казахстану.

— Вавилова-человека, — вспоминает Борис Николаевич, — невозможно отрывать от Вавилова-ученого. И в домашней обстановке, и в быту он никогда не забывал о научных проблемах, которые его интересовали.

Я, пожалуй, помню только один случай, когда Николай Иванович, казалось, совершенно отрешился от всяких мыслей о делах. Это было на праздновании XIX годовщины Октября, 7 ноября 1936 года, на квартире профессора Роберта Ивановича Аболина на улице Герцена в Ленинграде. Собралась очень немногочисленная компания, почти исключительно «вировцев», в которой Николай Иванович и хозяин по возрасту были, вероятно, самыми старшими. Всего было человек двенадцать, но все, как сговорились, о делах не вспоминали.

Видимо, Николаю Ивановичу необходимо было отряхнуться от одолевавших его уже тогда невзгод, придирок, незаслуженных обвинений. И он на этот раз ни одного слова не говорил о работе. Был очень весел, много танцевал, оживленно беседовал. Помнится, шутки ради я взялся дирижировать танцами на французском языке, которого почти не знал. Николай Иванович сейчас же взял на себя роль «переводчика». Я требовал: «кавалеры — направо, дамы — налево». Николай Иванович переводил: «которые понимают — налево, которые не понимают — направо». Поднималась веселая кутерьма. Николай Иванович выступал все время как душа компании.

Под утро я проводил его до дому (жил он очень близко), и на улице вдруг вся его веселость мгновенно исчезла, он стал очень серьезен, сосредоточен и заговорил на, видимо, мучившую его тему о том, что он уже не может расставлять научные кадры так, как считает целесообразным. Он очень переживал то, что был снят с работы его многолетний заместитель и верный помощник Николай Васильевич Ковалев.