Сергей Николаевич Булгаков

2. Триадология в ее связи с софиологией

у В. С. Соловьева

Впервые философское изложение триадологического догмата Соловьев дает в «Чтениях о богочеловечестве». Логическое определение триединства, пишет он, можно представить себе в нескольких видах с помощью тварных аналогий. Однако здесь недостаточно просто указать на ту или иную «троичность» в природе – «для настоящей аналогии необходимо, чтобы триединство являлось как внутренний закон самой жизни существа <…> Поэтому для таких аналогий пригодна только область бытия духовного, как носящего закон своей жизни внутри самого себя»[739].

Так, тварный дух относительно своего содержания определяет себя как единая субстанция, как полагающий свое содержание и как обладающий им. Однако если в нем эти акты мыслимы как три последовательных момента, то в абсолюте «необходимо для этих трех вечных актов предположить три вечных субъекта (ипостаси) из коих второй, непосредственно порождаясь первым, есть прямой образ ипостаси его, выражает своей действительностью существенное содержание первого, служит ему вечным выражением или Словом, а третий, исходя из первого, как уже имеющего свое проявление во втором, утверждает его как выраженного или в его выражении»[740].

Можно предложить и другую аналогию. «Сущее в своем единстве уже заключает потенциально волю, представление и чувство»[741]. Однако поскольку эти способы бытия нельзя представить замкнутыми в себе, постольку и, репрезентируясь в субъектах, они будут обнаруживаться в каждом из них, хотя и в разном соотношении. Названные три субъекта в свою очередь могут быть представлены как реализации идей блага, истины и красоты. Эти три идеи в своем взаимопроникновении образуют «всецелость абсолютной сущности, реализацию Бога как всеединого, “в котором обитает вся полнота Божества телесно”»[742]. Последнее замечание не может не обратить на себя наше внимание, так как в нем совершается неожиданный переход от триадологии к христологии. Впрочем, дальнейший ход изложения поясняет его. Оказывается, что только в этом тезисе мы переходим к собственно христианскому откровению, в центре которого стоит Сам Христос с Его учением о Себе Самом. Из понятия о Божественном всеединстве вытекает представление о множественности, представляющей собой полноту содержания всего, то есть безусловно-единого. «Бог как сущее, осуществившее свое содержание, как единое, заключающее в себе всю множественность, есть живой организм»[743]. При этом чем универсальней организм (то есть чем большее число элементов в себя включает), тем он отличнее от любого другого и тем, следовательно, индивидуальней: «поэтому существо безусловно универсальное есть существо безусловно индивидуальное»[744]. Христос-то и есть это существо, в Котором порождающее единство представлено Логосом, а порождаемая множественность Софией. «София есть тело, материя Божества, проникнутая началом божественного единства»[745]. Это не означает введение в Божество тварного начала, наоборот, для отличения Бога от мира «необходимо признать в Нем свою особенную вечную природу, свой особенный вечный мир»[746]. Одновременно София есть и идеальное человечество, «вечно заключающееся, во Христе»[747].