Сергей Иосифович Гессен

Энтузиазм овладел авторами. Они уже грезили журналом, который был бы назван «Иоанном»! Речь шла о мировом спасении – не меньше! Да, их «мессия» – не «Мессия», но настроение было сродни религиозному. Впавший в крайность В. Ф. Эрн, громя «Логос», не почувствовал этого настроения, а вот Е. К. Герцык, «одна из самых замечательных женщин начала ХХ века, утонченно культурная, проникнутая веяниями ренессансной эпохи» (Н. А. Бердяев), его почувствовала и, обращаясь к суровому противнику научной философии, написала так: «…за своей справедливой и воинствующей Истиной вы не видите, почему дерзают они (пусть заблуждаясь) выступать под знаменем Логоса, не видите, что они не выродки рационализма, а Сыны, взбунтовавшиеся, верящие в Творчество, но не в покой Седьмого дня.»[298].

Много позже, в своих воспоминаниях, Ф. А. Степун, рассказывая о просветленной и возбужденной атмосфере, царившей в их гейдельбергско-фрейбургском содружестве, – она, наверное, очень напоминала атмосферу кружков 40-х годов XIX века, о чем поведал И. С. Тургенев в «Гамлете Щигровского уезда», – предположил, что для С. И. Гессена, кому в содружестве принадлежала первая роль, «идея воплощения Логоса философии в многоязычном журнале. представлялась. чем-то вроде трансцендентального Троицыного дня»[299].

Ценностно-культурный потенциал сборника «О Мессии» стал реализовываться в «Логосе», вошедшем в отношения партнерского союзничества с таким же культурно-ориентированным издательством «Мусагет». Основной тезис «Мусагета» был близок замыслу «Логоса» – «культура, воздвижение статуй (пусть даже идолов) культуры существующей и чужой для облегчения исканий культуры своей и будущей, которая (разумеется, в отдаленном будущем) должна определить социально-политический строй, а не определяться им»[300].

Другое дело, обстоятельства сложились так, что свой культурный синтез «Логос» начинал с разделения, с требований автономизации и профессионализации философии, чему особенно способствовала ригористическая позиция Б. В. Яковенко, заполнившим своими статьями выпуски журнала. Он более, чем кто-либо из его молодых редакторов, был философом sui juris. Зато два других инициатора – С. И. Гессен и Ф. А. Степун свободнее себя чувствовали именно в области культуры, что и показывают их работы русского периода. Ф. А. Степун поворачивает к литературной и театральной критике; С. И. Гессен – к прикладной философии, то есть к педагогике. Именно в этой области исследовательской и практической деятельности он стяжал себе общеевропейскую известность.

Его эссе о Герцене примечательно по многим причинам: нарисованный им портрет русского западника – это зеркало, в которое глядится автор портрета и. рисует автопортрет, на нем исправляя некоторые черты облика своего великого предшественника. В очерке у С. И. Гессена русский западник и космополит становится националистом и панславистом, потому что усомнился в возможности европейской культуры собственными силами противостоять процессу энтропии, омещаниванию Европы, потому что решающий механизм жизни культуры – демократия того времени оказалась несостоятельной для решения такой громадной задачи. Европе достало ума придумать идею социализма, но недостало сил для ее реализации. Вот почему в поисках выхода из исторического тупика Герцен, повинуясь безотчетному чувству родины, обращается к своему народу – своей истории (и истории культуры), не имеющему, но могущему дать новую жизнь древней европейской цивилизации. Бродилом новой жизни станет патриархальный мир, общинный русский социализм.

Отдавая дань уважения благородной личности Герцена, автор очерка не может с ним согласиться, ибо отчетливо видит порочный методологический механизм его рассуждений: «Пережитое, приняв форму могучего иррационально подспудного движения души, выступило мощным формирующим началом его теоретического убеждения и насильственно определило его мировоззрение». Напротив, С. И. Гессен – рационалист с головы до пят, признающий иррациональное как границу культуры и потому – как внекультурное явление. Оно имеет свою реальность, которая может быть осмыслена рационально и только в таком реформированном виде введена в мир культуры.

В содержании этого очерка мы слышим отзвуки идей русского духовного ренессанса – трактовка личности как культурного явления, восприятие самой культуры как бремени, ее бессилия разрешить социальную проблему, обращения к докультурным истокам культуры в надежде разрешения ее кризиса. Когда С. И. Гессен сформировался как социальный мыслитель, то все эти проблемы он сделал своими, в ходе исследования сгруппировав их вокруг триединства «личность – культура – демократия». В печати русского зарубежья и главным образом в «Современных записках» и «Русской школе за рубежом»