Сергей Иосифович Гессен

Позиция Гессена проясняется, если обратиться к схеме неопубликованной работы Гессена «Философия воспитания», которая сгорела во время Варшавского восстания. Гессен дает схему антропологии, лежащей в основе философии воспитания. Он выделяет четыре плана бытия (не категорий, или системы понятий), в которых одновременно протекает жизнь человека, при этом определяет и состояние его единичности: биологическое бытие особи, социальное бытие индивида, духовное бытие личности, бытие души Царствие Божие, «причем высшая плоскость человеческого бытия наслаивается на низшей, оформляет ее, не нарушая, однако, ее внутренней законосообразности»[171]. Из схемы видно, что Гессен разрабатывает преимущественно два плана: социальный и личностный, последний связан с духовным общением, с ценностью. Он раскрывает в первую очередь внутренние законосообразности каждого плана и никогда не показывает, как «высшая плоскость наслаивается на низшей, оформляет ее», что приводит к обоснованным утверждениям о недосказанности и открытым вопросам.

Данное исследование творчества Гессена было сфокусировано на анализе третьего плана бытия: духовной культуры, связанной с теорией ценностей, возникшей в результате стремления превзойти философию Канта. Превосхождение Канта проводится Гессеном через трансцендентальное укрепление индивидуального посредством введения иррационального момента, образования ценностей, перед которым Кант останавливается. Гессену удается показать границы развиваемого трансцендентализма и вытекающие из него противоречия: невозможность решить проблемы двойственности, т. е. гносеологического и метафизического монизмов, а также дать определение закона личности, выходящего за рамки ценностного плана. Ему явно не удается показать взаимосвязь всех планов бытия. В задуманной «философии воспитания» Гессен все-таки решил заняться метафизикой, но, к сожалению, его работа осталась недоступной для нас.

Гессен последовательно проводит методологический плюрализм, но утверждает необходимость приоритета монизма над плюрализмом, что ему опять же не удается сделать теоретически убедительно, несмотря на то, что он обращается к своеобразной диалектике. В результате ему остается только ссылаться на свои предпочтения и очевидность преимущества полноты.

«Неакадемический» неокантианец C. И. Гессен B. Н. Белов

Такое название – «неакадемический» неокантианец – требует своего пояснения, поскольку использовано здесь в отношении общей характеристики творчества отечественного философа С. И. Гессена в не совсем привычном общераспространенному значению смысле. Обычно понятие «неакадемический» используют для того, чтобы с помощью него подчеркнуть особую неакадемическую сферу деятельности того или иного мыслителя, а именно то, что он не работал в структуре образовательных учреждений, а был, что называется, свободным художником[172]. В отношении к творчеству С. Гессена это понятие будет использовано в другом смысле. На мой взгляд, оно удачно характеризует само содержание его учения. С одной стороны, Гессен, как никто другой из круга русских учеников немецких неокантианских школ, остался верен духу неокантианства, с другой же, никогда эту верность особо не подчеркивал, концентрируясь на темах и проблемах, в которых философу, по большому счету, и сказать, казалось бы, нечего.

Гессен – может быть, самый яркий образец того, как нешкольно (недогматически-школьно) воспринимали идеи двух основных направлений немецкого неокантианства их русские последователи. И дело не в том, что он учился и во Фрайбурге, и в Марбурге, но в том, что содержательно нашел продуктивность как теории ценностей баденца Риккерта, так и многих социальных и педагогических идей марбуржца Наторпа. Гессену присуща тонкая и глубокая интуиция, которая в, казалось бы, очень далеких друг от друга темах, темах разноплановых, находит непременную связь с одной фундаментальной темой всей его философии, темой человека в его индивидуальном, социальном и духовном бытии.