Сергей Иосифович Гессен

Возникает двойственность, которую мы наблюдали в проявлении сверхличного начала личности. Не находя ответа на этот вопрос, Зеньковский утверждает, что решение вопроса личности осуществляется Гессеном только в поле трансцендентальной философии, а это означает, что «все “ценное” в личности превосходит ее и должно быть связываемо с трансцендентальной “сферой”»[162]. Зеньковский говорит о близости позиции Гессена и Соловьева в их тенденции к имперсонализму, а именно: «разрушение учения о личности, как замкнутом бытии, утверждение сверхличной сферы, которой питается отдельный человек»[163]. Такое толкование Зеньковским антропологии Гессена, ограниченное его работой «Основы педагогики», можно считать правомерным, если не обращать внимания на «закон личности». Да и сам Гессен в воспоминаниях о написании этой книги пишет: «Моя собственная точка зрения в “Основах педагогики“ не выходила за пределы гуманизма»[164]. Только в примечаниях мы находим различение наук на три группы: отвлеченные, прикладные и гетерономные. К последним относятся право и богословие[165]. Таким образом, ясно, что нравственное долженствование не имеет под собой исключительно рациональную природу. Создается впечатление, что Гессен только отсылает к закону личности, не раскрывая его.

Что же представляет собой идея, закон личности? Гессен уже в диссертации провозглашает возможность разрешения всех неразрешимых в трансцендентализме противоречий через «укоренение их в глубиннейшей сущности личности», «в ее святейших святостях, где господствуют иррациональная вера и доверительная надежда… философия указывает на новое, чуждое ей царство субъективнейших переживаний, мистики или, возможно, метафизики»[166]. В более поздней работе «Правовое государство и социализм», включающей серию очерков по правовой теории либерализма, начатых Гессеном с выступления на заседании Русского научного философского общества в Берлине в 1922 г. и продолжавшихся до начала 30-х гг., он в статье «Кризис либерализма» (1924) настоятельно отстаивает «идею личности», «непроницаемость личности для другого лица», «безусловное ядро личности», о котором, однако, не дается никаких разъяснений за исключением того, что «собственность есть материальное поприще личности, основа личного хозяйственного и вообще культурного творчества, как бы самопродолжение личности в вещах»[167], положения, которые диктуются заданной темой правового социализма.

Очевидно то, что Гессен мыслит личность как «непроницаемое лицо», «ядро», а в терминологии Зеньковского, «как замкнутое бытие», говорит о том, что Гессен не отдаляется от персонализма, а просто не затрагивает, или замалчивает, эту тему, сохраняя гуманитарную точку зрения, в то время, как и Зеньковский не замечает у него закона личности.

Общий упрек Зеньковского к трансцендентализму состоит в том, «что в линиях трансцендентализма мы движемся в сторону имперсонализма»[168]. Для разъяснения своей позиции он отсылает к анализу мотивов имперсонализма у Соловьева, возникающих, по его мнению, также на пути гносеологизма, утверждающего достоверность только «субъективных состояний сознания», «общей логической формы мышления», «решимости познать истину»[169] – все, как видим, в духе неокантианства. У Канта мы действительно находим не только я и утверждение его существования как условия возможности мышления вообще: «Разум есть способность создавать принципы. Утверждения чистой психологии содержат в себе не эмпирические предикаты о душе, а такие предикаты, которые, если они имеются, должны определять предмет сам по себе, независимо от опыта, стало быть, определять благодаря чистому разуму. Следовательно, они должны были бы основываться, естественно, на принципах и общих понятиях о мыслящих существах вообще. Вместо этого мы находим, что всеми ими управляет единичное представление я есмь, которое именно потому, что оно (неопределенно) выражает чистую форму всего моего опыта (курсив мой. – Ю. М.), провозглашает себя всеобщим положением, значимым для всех мыслящих существ, и пусть, будучи во всех отношениях единичным суждением, оно содержит в себе видимость абсолютного единства условий мышления вообще и потому распространяется за те пределы, которых мог бы достигнуть возможный опыт»[170]. Таким образом, я выражает чистую форму и является единичным условием возможности мышления вообще. У Гессена основным мотивом философствования было именно укрепление трансцендентализмом единичного как индивидуального, через которое определяется впоследствии и личность. Отказ от я, деперсонализация познания и бытия не являются определяющими для философии Гессена, в полной мере тенденция к имперсонализму трансцендентализма проявится у Яковенко.