Они занимали просторные, высокие, полные воздуха покои. На толстых коврах, покрывавших полы, стояла инкрустированная серебром мебель из черного дерева. Длинные коридоры с изящными колоннами и стенами, украшенными фресками, вели в другие столь же богатые палаты, прекрасные внутренние дворы и сады. Тут и там били фонтаны, и повсюду возвышались статуи египетских богов. Почти из всех окон открывался вид на изумительный Фаросский маяк. Но все это не могло заставить Фабиолу полюбить Александрию. Египет был чужой страной с незнакомыми людьми и диковинными нравами. Бледнокожие слуги, которые, подобострастно кланяясь, непрерывно скребли, чистили и убирали помещения, немыслимо раздражали ее. И окружающая роскошь нисколько не помогала преодолеть клаустрофобию. Вот уже несколько недель она безвылазно сидела во дворце и почти впала в отчаяние. К тому же ей пришлось все время находиться подле Цезаря.
Фабиола прислушалась к доносившимся снаружи крикам толпы. Она уже привыкла к этим звукам, но все равно они продолжали леденить ее кровь.
Секст ободряюще взглянул на нее, но это не слишком помогло.
Брут тоже заметил, что она то и дело смотрит на закрытое окно.
— Не волнуйся, любовь моя, — сказал он. — Поблизости стоят четыре когорты. Толпа ни за что не доберется до нас.
В Фабиоле словно сломалось что-то.
— Не доберется! — крикнула она. — Но ведь мы тоже не можем выйти! Мы сидим тут, как крысы в подвале, потому что Цезарь откусил куда больше, чем может проглотить.
Брут помрачнел.
— Фабиола… — начал было он.
— Я права, и ты это знаешь. Как только Цезарь узнал, что Помпей мертв, он направился сюда, как к себе домой, — перебила она. — Разве удивительно, что египтянам это не понравилось?
Ее возлюбленный ничего не ответил. Он привык к тому, что быстрые и решительные действия Цезаря почти всегда позволяли застигнуть противника врасплох. Но на сей раз — Брут вынужден был признать — тактика не сработала.
Фабиола между тем распалялась все сильнее.
— Да еще и приказал ликторам расчищать ему дорогу! Неужели Цезарь уже стал царем Египта?
Доцилоза испуганно взглянула на нее. Ее хозяйка вела опасные речи.
— Говори тише, — приказал Брут. — И успокойся.
Фабиола послушалась. Поблизости жили другие военачальники Цезаря, и, если ее крамольные речи услышат, беды не оберешься. Ни в коем случае нельзя позволять себе расслабляться и впадать в истерику. Пустая трата энергии.
Вместо того чтобы двинуться в Египет со всей своей армией, Цезарь разделил ее на три неравные части, и те, что побольше, отправил обратно в Италию и в Малую Азию, где они должны были обеспечить мир. А сам кинулся в погоню за Помпеем. Сразу было ясно, что из этого не выйдет ничего хорошего, поскольку пришлось плыть в Александрию. Вскоре после Фарсальской битвы Цезарь с небольшим войском — не более трех тысяч человек — прибыл туда и распорядился поставить корабли на якоря на некотором расстоянии от берега. Нужно было узнать, какой прием приготовили ему египтяне. Когда же вскоре появилась лодка с лоцманом, ему поручили известить городские власти о прибытии римлян. Ответ последовал незамедлительно. Как только Цезарь сошел на землю, его приветствовал царский посланец, торжественно вручивший ему какой-то сверток.
В нем оказались голова Помпея и его перстень с печаткой.
Преисполненный горем Цезарь поклялся отомстить тем, кто убил его бывшего друга и союзника. Несомненно, смерть Помпея была на руку Цезарю, но он не был тем хладнокровным убийцей, каким пытались выставить его некоторые республиканцы. Он в высшей степени милосердно отнесся к сдавшимся ему при Фарсале командирам противника. И горе, которое он публично выражал по поводу смерти Помпея, было искренним. Возможно, именно эта боль и подвигла его к решению использовать ликторов, думала Фабиола. Но местные жители сочли поведение Цезаря оскорбительным, и события повернулись к худшему. Хотя враждовавших между собой Птолемея XIII и Клеопатры не было в городе, Александрия не пожелала мирно сдаться на милость чужеземным войскам. Местное население не согласилось с тем, что чужие солдаты ходят по их улицам, а командиры-иноземцы самовольно живут в царских дворцах. После того как Цезарь предал публичной казни двух министров, виновных в гибели Помпея, кипящее негодование, спровоцированное его надменностью, переросло в открытый бунт. При поддержке александрийской черни гарнизон, подчинявшийся Птолемею, дерзко напал на чужестранцев. Все началось с баррикад из камней и черепков разбитых горшков, но скоро дошло и до смертоубийств. Хорошо знавшие свой город египтяне пробирались тайными путями и вот уже на протяжении нескольких дней убивали римских патрульных. Пришлось прекратить выходы в город и, больше того, стянуть всех легионеров к царскому дворцу возле порта и отсиживаться там взаперти за баррикадами, которые соорудили египтяне.