Сердце зимы

– Против еще одного нападения шарашей деревня не выстоит. В минувшем году здесь всюду было полно деревень и поселений. Мы торговали друг с другом, вели обмен и женили детей. Я знала своих сестер по именам. Мы частенько вот так раскуривали трубку, обмениваясь заботами и раздумывая, как спасать урожай от суровой весны. Теперь никого не осталось. Шараши сожрали всех. И тех, кто севернее. Больше людоедов никто не сдерживает. Я не знаю, кто такая эта белая девчонка, которая вас на хвосте приволокла, но она точно не дочка рыбака и не малограмотная помощница пекаря.

– Эрель – это ведь обращение к девушке знатного рождения? – Арэн снова поругал себя за то, что не слишком озаботился изучением хотя бы элементарных законов Кельхейма. Потратил бы немного времени – и не пришлось бы сейчас чувствовать себя полным дураком.

– Она дочка какого-то норена, я думаю. Поэтому-то и прожила со своей порчей так долго. Девочка могла бы поехать к моим сестрам в Белый шпиль и рассказать им, что тут у нас творится. Может быть… там ей могли бы помочь. – Последние слова прозвучали откровенно неуверенно. – Но она потеряла своего кетельгарда, и в одиночку ей до столицы никак не добраться. Один из вас должен поехать вместе с ней.

– Один? – переспросил Арэн.

Вопрос остался без ответа. Мудрая отложила трубку и позвала одну из своих воспитанниц, которые накануне помогали ей выхаживать раненых. На зов прибежала рослая большеглазая девчонка.

– Ступай к стражникам и скажи, чтоб выпустили девчонку. Будут противиться – передай, что Мудрая на них мужскую немощь нашлет. А Хани передай – пусть со всех ног ко мне летит. Собери вещи, которые она с собой принесла. Сложи в дорогу поесть для двоих. И моих целебных мазей, и настоек тоже.

Девчушка бойко бросилась выполнять поручение, а старуха снова обратила взгляд на гостя.

– Один поедет в столицу вместе с ней. Я знаю, что вы держали путь туда. И нечего так на меня зенки таращить, чужестранец. В этой деревне я повсюду, даже там, где ты и помыслить не можешь. Что знает хоть один местный, то знаю и я.

– Зачем оставаться остальным?

– Чтобы тот, кого ты отправишь с девочкой, не медлил в дороге, не удрал, не повернул обратно и проследил, чтобы она целой и невредимой добралась до Белого шпиля. Тот черноглазый… Кажется, он ловкий парень.

– Если бы мы хотели сбежать…

Мудрая остановила его взмахом руки.

– Сейчас Яркия нуждается в вас более, чем было на рассвете. Если бы не твои уловки, чужестранец, наши кости уже избавились бы от мяса.

– А если тот, кто поедет, все же сгинет в пути? Что будет с нами?

– Издохнете в неравном бою с шараяновыми отродьями, как и все мы, – сказала, как отрезала старуха. – Нарочно вас резать никто не станет. Мороз делает наши тела крепче, шкуру толще, а сердца суровее, но мы чтим священные законы гостеприимства.

У Арэна в запасе была уйма слов о том, что такое истинное гостеприимство, но он не произнес ни одного. Свою участь дасириец уже решил: он останется здесь и будет делать то, для чего его готовили с рождения, – будет убивать. Банрут перепуган до смерти, он-то, конечно, не отказался бы унести ноги, но какой из него защитник для Хани? Скорее уж наоборот. Миара, как бы крепко ни молола языком, одного его не бросит, потому что, сколько Арэн ее помнил, таремка всегда считала, что без нее он сгинет. Кроме того, хоть она и обижалась всякий раз, когда он пытался об этом выспросить, – не просто же так примчалась за два дня из самого Тарема. У нее был свой интерес попасть в столицу, который как-то перекликался с его, Арэна, интересом. Миара вряд ли захочет лезть впереди него. Оставался Раш: беспринципный, хитрый, лезущий в каждую задницу без мыла Раш. О порядочности которого поспорил бы сам Арэн, хоть и взял его кровным братом.

Оставалось последнее. Послание, которое бывший советник Юшана велел передать Белому сьеру лично из рук в руки. Но, кроме письменного послания, отец снабдил Арэна еще и устным, которое должно стать самым веским доводом, крайним средством на случай, если содержимое бумаги покажется владыке Севера неубедительным.

Из тяжелых раздумий его выудили вкрадчивые шаги. Арэн не сдержал улыбку – Хани, в ореоле белоснежных кос, с прозрачными глазами цвета чертополоха, поочередно переводила взгляд то на Мудрую, то на него. Она выглядела растерянной, но не изменила той решительности, которую дасириец увидел еще в день их встречи. Время, проведенное в холодной, не прошло даром: губы северянки посинели, а на волосах еще не успела истаять тонкая корка инея.

– Ты поедешь в Берол, – велела Мудрая.

Хани молча кивнула.

Старая северянка повторила то, что раньше сказала Арэну. Хани слушала не перебивая, только изредка в ее взгляде проскальзывало то удивление, то непонимание.