Сердце зимы

– Ладно, – пробормотала Авиенда, застегивая свое серебряное ожерелье. – Больше никаких шуток насчет того, что тебя одевают.

– Хорошо. Иначе я велю ей одевать и тебя. Вот уж точно будет весело.

Приглушенным ворчанием, что некоторые, мол, шуток не понимают, Авиенда выразила свое несогласие с замечанием Илэйн. Илэйн же отчасти ожидала, что Авиенда потребует убрать подальше всю приобретенную для нее одежду. И несколько удивилась, что Авиенда еще не выдвинула такого требования.

Завтрак был сервирован в гостиной, для Авиенды – копченая ветчина с изюмом, поджаренные с сушеными сливами яйца, приготовленная с кедровыми орешками сушеная рыба, свежий хлеб с маслом и чай, густо приправленный медом. У Илэйн масла на хлебе не было, меда в чае – самая малость, а вместо всего остального ее поджидала горячая каша из овсяной крупы с травами, считавшаяся особенно здоровой пищей. Илэйн не чувствовала в себе ребенка, что бы там Мин ни говорила Авиенде, но Мин умудрилась проболтаться и Бергитте, когда те втроем напились. И Илэйн вдруг обнаружила, что оказалась на диете – «уместной для женщины в ее положении»; ясное дело, тут не обошлось без ее Стража, Дайлин и Рин Харфор. Если Илэйн посылала на кухню за чем-нибудь вкусненьким, угощение почему-то до нее не добиралось, а если она сама тайком заходила туда, повара бросали на нее столь неодобрительные взгляды, что Илэйн несолоно хлебавши молча возвращалась обратно.

Илэйн не очень-то печалилась из-за вина с пряностями, сластей и прочего, что стало ей теперь не дозволено, – иногда разве что зависть разбирала, когда Авиенда у нее на глазах уписывала пирожное или пудинг, – но во дворце уже все знали, что она беременна. И это, разумеется, означало, что всем известно, как так получилось, если и оставалось невдомек, от кого. С мужчинами дело обстояло не так уж плохо – они просто знали, и она знала, что они знают, зато женщины совершенно не скрывали своей осведомленности. Понимали они ее или осуждали, но половина смотрела на нее как на вульгарную особу, а вторая половина – с задумчивостью. Заставляя себя глотать овсянку – вообще-то каша была неплохая, но она с радостью променяла бы ее на ветчину, что так ловко нарезала Авиенда, или на пол-яйца со сливами, – отправляя ее в рот ложку за ложкой, Илэйн едва ли не с предвкушением подумала о свойственных беременным недомоганиях. Будет чем поделиться с Бергитте – тошнотой и болями в животе.

Первым посетителем, вошедшим в этот день в покои Илэйн, стал главный у дворцовых женщин кандидат на роль отца ее ребенка.

– Моя королева, – произнес капитан Меллар, взмахивая шляпой с плюмажем и отвешивая изысканный поклон. – Старший писец ожидает приглашения Вашего Величества.

Темные немигающие глаза капитана говорили, что ему никогда не снятся убитые им люди, и еще более безжалостный вид ему придавали отороченный кружевами шарф поперек груди и кружева у горла и на запястьях. Авиенда, вытирая с подбородка жир кружевной салфеткой, следила за капитаном без всякого выражения на лице. Две женщины-гвардейца, стоявшие на посту по обе стороны двери, чуть заметно поморщились. У Меллара успела сложиться определенная репутация – он любил щипать женщин-гвардейцев пониже спины, по крайней мере, тех, что посимпатичнее, не говоря уже о привычке пренебрежительно отзываться в городских тавернах об их воинских способностях. Последнее, в глазах женщин-гвардейцев, было много хуже первого.

– Я еще не королева, капитан, – резко сказала Илэйн. Она всегда старалась держаться с ним как можно более официально. – Как идет набор моих телохранителей?

– Пока их только тридцать две, миледи. – По-прежнему держа шляпу в руке, он положил обе ладони на рукоять меча; его вольная поза едва ли была уместна в присутствии той, которую он назвал королевой. Не говоря уж об ухмылке. – У леди Бергитте строгие требования. Немногие женщины удовлетворяют им. Дайте мне десять дней, и я найду сотню мужчин, которые лучше их и будут оберегать вас, как и я, словно зеницу ока.

– Нет, капитан Меллар. – Она с трудом удержалась от холодного тона. Наверняка до него дошли слухи, касающиеся их обоих. Неужели он полагает, что, поскольку она не отрицает этих слухов, она и в самом деле считает его... привлекательным? Отодвинув от себя полупустую чашку с овсянкой, Илэйн подавила содрогание. Тридцать две охранницы, пока? Численность их быстро растет. Кое-кто из Охотниц за Рогом, заявлявших о своей принадлежности к благородному сословию, решил, что служба в качестве телохранителя Илэйн имеет определенное своеобразие. Илэйн понимала, что не все эти женщины будут день и ночь стоять на посту, но, что бы там ни твердила Бергитте, цифра сто представлялась чрезмерной. Впрочем, теперь при любом предложении сойтись на меньшем числе та просто на дыбы становилась. – Будьте любезны, скажите старшему писцу, что он может войти, – сказала Илэйн Меллару. Тот отвесил еще один изысканный поклон.

Илэйн встала, чтобы проводить его, и, когда он потянул на себя одну из створок с резным львом, она положила ладонь ему на руку и улыбнулась.