Сердце зимы

– Это все равно что хорька к рукам прибрать, – сухо отозвалась Эгвейн. – Он крутится, вертится, так и норовит за пальцы цапнуть. О, они выполняют то, что я говорю, когда дело касается войны с Элайдой – от этого им не отвертеться, сколько бы они не ворчали о расходах! Но договориться с Родней – это не война, как и довести до сведения Родни, что Башня все о них знает. Или считает, что знает. Да весь Совет удар хватит, если до них дойдет, сколького они еще не не знают. Они с завидным упорством пытаются отыскать способ прекратить прием новых послушниц.

– Они же не могут, да? – спросила Найнив. Она создала себе кресло, точь-в-точь как у Эгвейн, но когда она посмотрела на него, чтобы удостовериться в его наличии, кресло превратилось в трехногий табурет, а когда Найнив села, табурет стал жестким крестьянским стулом с перекладинами вместо спинки. И платье ее сделалось дорожным, для верховой езды. – Ты ведь объявила в воззвании о приеме. Любой женщины, в любом возрасте, если она пройдет проверку. Все, что тебе надо сделать, огласить еще одно, насчет Родни.

Илэйн тоже села, сотворив себе стул, какие стояли у нее в гостиной. Это было намного проще.

– О-о, декларация Амерлин ничем не хуже закона, – сказала Эгвейн. – Пока Совет видит, как можно ее обойти. Самая последняя жалоба – что у нас всего лишь шестнадцать Принятых. Хотя большинство сестер обращаются с Фаолайн и Теодрин так, будто они до сих пор Принятые. Но и восемнадцати недостаточно, чтоб обучать послушниц тому, чему могут учить Принятые. Сестрам тоже приходится давать уроки. Думаю, кое-кто надеялся, что на численности новеньких скажется погода, но нет, – она вдруг улыбнулась, в глазах вспыхнул озорной огонек. – Найнив, есть одна послушница, с которой я бы тебя познакомила. Шарина Меллой. Думаю, ты согласилась бы, что эта бабушка – весьма примечательная женщина.

Стул Найнив исчез, как будто его и не было, и та звучно шлепнулась на пол. И, словно не заметив этого, она сидела, ошеломленно глядя на Эгвейн.

– Шарина Меллой? – дрожащим голосом переспросила Найнив. – Послушница?

Покрой платья, которое оказалось вдруг на Найнив, Илэйн был совершенно незнаком: свободные рукава и глубокое круглое декольте, окруженное цветочной вышивкой и украшенное мелким жемчугом. Волосы Найнив теперь ниспадали до пояса, их придерживал чепец из лунных камней и сапфиров на золотых проволочках не толще нити. И на указательном пальце ее левой руки заблестела скромная золотая полоска. Прежними остались лишь ки’сайн и кольцо Великого Змея.

Эгвейн заморгала.

– Тебе известно это имя?

Поднявшись на ноги, Найнив уставилась на свою одежду. Подняла левую руку и нерешительно коснулась гладкого золотого кольца. Как ни странно, она оставила все как есть.

– Это не может быть та же самая женщина, – пробормотала она. – Не может! – Сотворив новый стул, как у Эгвейн, она хмуро посмотрела на него, словно приказывая таким и оставаться, но, пока садилась, стул обзавелся высокой спинкой и резьбой. – Была одна Шарина Меллой... Еще во время моего испытания на Принятую, – торопливо объяснила она. – Я не стану об этом говорить – таково правило!

– Конечно, нет, – сказала Эгвейн, однако бросила на Найнив странный взгляд. Наверное, такой же странный, как и Илэйн. Но ничего не попишешь – если Найнив начинала упрямиться, то могла поучить упрямству и мулов.

– Раз уж ты заговорила о Родне, Эгвейн, – промолвила Илэйн, – скажи, что ты надумала еще о Клятвенном Жезле?

Эгвейн подняла руку, словно останавливая Илэйн, но ответ ее был ровен и спокоен.

– Нет необходимости что-то еще придумывать, Илэйн. Три Обета, принесенные на Клятвенном Жезле, – вот что делает нас Айз Седай. Поначалу я этого не понимала, но теперь поняла. В первый же день, когда Башня будет нашей, я дам Три Обета на Клятвенном Жезле.

– Это безумие! – взорвалась Найнив, подавшись вперед на своем стуле. Как ни удивительно, на том же самом стуле. И все в том же платье. Очень удивительно. Руки, сжатые в кулаки, лежали на коленях. – Ты же знаешь, в чем дело! А Родня – доказательство! Сколько из Айз Седай старше трехсот лет? Или хотя бы дожили до этих лет? И не говори мне, что не нужно говорить о возрасте! Нелепый обычай, и тебе это известно. Эгвейн, Реанне называли Старшей, потому что она самая старшая по годам из Родни в Эбу Дар. А старейшая среди них – женщина по имени Алоисия Немосни – купчиха, торгует маслом в Тире. Эгвейн, ей почти... шесть... шестьсот... лет! Когда об этом узнает Совет, об заклад бьюсь, они готовы будут Клятвенный Жезл закинуть подальше на полку!

– Свету ведомо, триста лет – очень долгий срок, – вмешалась Илэйн, – но не могу сказать, Эгвейн, что счастлива от перспективы наполовину урезать свою жизнь. И как быть с Клятвенным Жезлом и твоим обещанием Родне? Реанне хочет стать Айз Седай, но что произойдет, когда она даст клятвы? И что будет с Алоисией? Она упадет замертво? Ты же не можешь просить их поклясться, не зная, что случится.