Сердце Сумрака

Артем никогда не смог бы описать, что он испытал в подземной галерее, оставшись наедине с тюремщиком. Иоганн сделал с ним нечто ужасное. Как-то воспользовался его телом. В ушах стояло эхо криков и довольного уханья омерзительного демона. С Локшина как будто содрали живьем кожу, пропустили его несколько раз через мясорубку, а потом собрали снова и стерли память об этом. Обрывки образов один страшнее и омерзительнее другого заметались в памяти и растаяли как дым. Ничего более дикого не случалось с ним в жизни… но он не мог бы с уверенностью сказать, что это действительно было. Как краткий, поразительно реальный кошмарный сон, в котором долгие часы были смяты в мгновения. Иоганн поднимался наверх без единого слова, глядя в сторону, словно потерял к гостю всякий интерес. Локшин сдерживал ужас, от которого его сердце готово было разорваться. Вся полость рта его, до глубин горла, зудела и чесалась. Что Попп делал с его ртом? Он вспомнил, что «поводок», лишающий его воли, все еще на шее (о Свет и Тьма, а если этот извращенец творит такое со всеми, кто приходит сюда? Со всеми, кто ему понравился? Что, пожалуешься на него? Но ты сам подписал отказ от претензий), – и лишь молча сжимал зубы, пока не оказался наверху, и последняя дверь в ад не закрылась за спиной.

– Вы не боитесь, что кто-нибудь вернется сюда и отомстит? – спросил он глухо, когда Иоганн снял «поводок».

– Кто отомстит? За что? – удивленно спросил старичок своим обычным скрипучим голосом. Он включил электрочайник и достал из шкафчика пыльную бутылку виски. – Не желаете рюмочку на дорожку, юноша?

Артем схватил свои вещи и выбежал прочь. Последние обрывки воспоминаний о странном инциденте с Поппом растаяли в его сознании.

Когда он оказался на площади – замер от изумления. Над спящим городом дышало ледяным паром звездное небо. Он провел в подземелье весь день.

* * *

Гостиница «Добрая белка», окрестности Воронежа

25 сентября 2015, 00:46

Огонек спал.

Сон ему не нравился; в нем вдруг стало холодно и одиноко, словно он снова был маленьким и беспомощным – а мама, которая всегда была рядом, вдруг ушла куда-то, не сказав ни слова. Он осознал, что стоит посреди незнакомой заваленной хламом комнаты и смотрит на свои ладони. В воздухе висел кислый запах рвоты.

Меня стошнило. Вывернуло наизнанку. И я даже не проснулся?

Мама тоже не проснулась. Она лежала на кровати напротив и даже не пошевелилась. И Линка. Они все еще здесь?

Но он чувствовал – в комнате было пусто.

Надо идти. А лучше бежать.

Он смутно вспомнил: нечто подобное происходило с ним теперь едва ли не каждую ночь – и это странным образом казалось нормальным. Отец всегда успевал остановить его и уложить в кровать, но на следующую ночь все повторялось.

– Ярик, – тихо позвал из темноты папа, – Ярик, беги…

Ш-ш-ш-шу…

Что это за звук? Ведь так шуршал прибой в его раннем детстве?

– Было бы здорово скатать снеговика!

– Когда-нибудь съездим в Москву к бабушке и дедушке. Там этого снега…

Огонек толкнул плечом дверь и побежал сквозь ночь.

– Ярик…

Папа звал в Сумраке. Голос его казался слабым, безнадежно печальным, он доносился словно сквозь плотное облако.

Юг – это место, где всегда тепло.

На юг! На юг, скорей!

Огонек бежал по длинному черно-синему коридору, и справа мелькала в окнах луна. Она бежала с ним наперегонки.

Огонек свернул за угол и сбежал вниз по лестнице, надеясь, что выйдет на свежий воздух, но оказался в новом коридоре; он снова бежал и снова свернул, пока не стукнулся коленом обо что-то твердое. Боль привела в чувство. Растерев колено, он вытянул во мраке руку и понял, что перед ним ящик, а возможно, и несколько ящиков, а в них… он ощупал странный гладкий предмет и, приглядевшись, не сразу понял, что держит в руках человеческий череп. Зубы оцарапали ладонь. Рядом в ящике он нащупал что-то гладкое, липкое. И запах… здесь пахло тухлым мясом.

Дрожа, мальчик отполз на четвереньках назад. Все это, должно быть, лишь неприятный сон. Ну конечно, это сон, надо выбраться наверх, надо проснуться! Он вскочил и побежал обратно по коридору и по лестнице – и по новому коридору к желтому теплому свету вдали. К человеческим голосам, к живым людям!

Огонек добежал до конца коридора… и замер, вжавшись в холодную крашеную стену. Голоса были незнакомыми. Он боялся повернуть и увидеть, что ждет за углом. Длинные суетливые тени двигались перед ним на полу в прямоугольнике света, голоса звучали приглушенно, словно сквозь плотную ткань.

Ты не спишь. Все это по правде.

От этой мысли стало совсем холодно и тоскливо – Огонек помнил, что ему надо спешить, бежать на юг, туда, где еще продолжается лето…

…где всегда тепло…