Сердце степи

- Готова? - заглянула к ней Утар, глядя, как Алай вынимает из ушей тяжёлые праздничные серьги Мулги. - Пойдём, помогу. Потом мне в хасэн надо... Мы к вечеру снимаемся. Хорошо, что вместе идём. Веселее будет.

Камайя встретила их недовольным взглядом.

- Умеешь рис запаривать на воде? - спросила она у Алай.

- Не на молоке?

- Господин ест рис на воде и тушёные овощи, - сказала Камайя.

Алай грела воду в тяжёлых раздумьях. Утар права. Лучше помалкивать. Этот Харан так смотрит, того и гляди как сложит кулак, да и вышибет дух... Тогда не о ком будет Туру просить Ул-хаса Бутрыма.

- Готово?

Она вздрогнула и шарахнулась, выдернутая из своих мыслей голосом Харана. Он нависал над ней, угрюмый и мрачный, как громадный кусок заледеневшей скалы, и от его присутствия волосы на затылке поднялись дыбом.

- Да... господин, - сипло пролепетала Алай, косясь наверх, на его бороду. - Подать, господин?

Он молча стоял на пороге шатра в ожидании, почему-то не садясь к очагу. Алай подала ему плошку риса с овощами и юркнула за шатёр, подальше от его ненавидящего взгляда.

- Подала еду? - окликнула Камайя, выглядывая из второго шатра. - Иди сюда, рубашки надо починить. Можешь взять на холм.

Алай сидела на холме, пришивая завязки к рубашкам Харана. Она внимательно осматривала следы неоднократной починки, с удивлением замечая, что в боковых швах они были не единожды вырваны прямо с клочками ткани и усердно пришиты обратно. Срывал, небось, в гневе с себя эти рубашки, и топтал... Камайя, видимо, и пришивала. Часто, наверное, ей нагайкой достаётся...

Она вздрогнула, и по коже пробежали мурашки. Сидеть тихо. Помалкивать. Он так ударит, что просто красным следом не отделаешься, это уж точно.

Где-то совсем рядом всхрапнула лошадь. Алай вскочила. Рыжий жеребец, гордо выгибая шею, шагал к ней по высокой высохшей траве, неся на спине Тура.

- Поехал после обеда размять его, - сказал Тур, разворачивая плечи. - Хочу искупать. Пойдёшь со мной?

Алай помотала головой, тревожно глядя вниз, на шатры, которые Камайя с Хараном разбирали, перевязывая жерди и скатывая войлоки и кожи.

- Уходи лучше, - прошептала она, глядя, как Харан навьючивает тюки на лошадей.

- Да что он мне сделает, - рассмеялся Тур, презрительно глядя на Харана. - Он же неповоротливый и старый.

Харан остановился и смотрел наверх, на них с Туром. Алай стало не по себе. Она встала и и направилась вниз, к ограде.

- Господин сказал, что если этот сопляк ещё раз сюда подойдёт, он ему ноги переломает, - шепнула Камайя, седлая лошадь. - Будь осторожнее.

Алай кивнула, холодея. Только этого не хватало.

15. Над вами потешаются

Хасэны, многолюдные и не очень, один за другим складывали шатры. Движение начиналось с края стойбища, постепенно распространяясь в середину. Торг ещё стоял, шумный, яркий, и на правом берегу всё ещё ставили свадебные шатры, но ощущение неизбежного расставания с озером уже витало над холмами.

Камайя забралась в седло, накинула плащ с капюшоном и натянула длинные рукава по самые кончики пальцев. Алай косилась на неё, недоумевая, но та ничего не сказала, просто тронула лошадь и направила её на юго-восток, в низинку между холмами, над которой между двух жердей трепетали на длинной верёвке привязанные цветные обрывки тканей, как клочки чьих-то красочных полузабытых снов.

- Сколько нам туда ехать? - спросила Камайя, когда Харан согнал их овец в общее стадо.

- С этими овцами - месяца полтора, а то и больше. Без них было бы быстрее, - сказал он, угрюмо глядя на цветные метки на спинах животных. - Они проходят в лучшем случае десять рандов в день.

- К середине сентября будем там?

- Может, и позже.

- Если бы ты не взял эту...

Харан свирепо глянул на Камайю, и она потупила взгляд.

- Ты как разговариваешь с мужчиной? - рыкнул он, заглядывая ей под капюшон. - А?

Алай вжала голову в плечи, а Камайя осадила лошадь.

- Прости, господин. Я забываюсь.

- Вон, учись у моей жены, как подобает вести себя женщине, - ухмыльнулся он недобро. - Молчи и глаз не поднимай, поняла?

- Поняла, господин, - тихо сказала Камайя. - Прошу простить.

Холмы сменялись холмами, озёра медленно проплывали мимо. Хасэны направлялись на юго-восток, переходя реки, останавливаясь для отдыха в тени редких рощ, окружавших озерца, и Утар, подходя к Алай во время стирки, обеспокоенно расспрашивала её, но Алай нечего было ответить.

- Он тебя воспитывает? - спросила Утар как-то на привале, и Алай помотала головой.

- Ни разу не бил. Но я тихонько сижу. Он не принимает меня в шатре. Я с ним почти не разговариваю. Только "подай", "убери", "зашей".

- Не принимает в шатре? - изумилась Утар. - Значит, о вас правду...

Она осеклась, прикусив губы, и Алай покосилась на неё.

- О нас болтают? - спросила она, чувствуя, как лицо начинает печь горьким стыдом. Какой позор!

- Да. Над вами... потешаются, - нехотя сказала Утар. - Парни смеются над ним. Говорят, он немощный и старый. Может, он больной? Ему же двадцать было, когда он на каторгу попал. Он не старый...

- Я не знаю, - сказала Алай, опуская голову. - Я этому рада. Не хочу, чтобы он меня трогал.