Сердце степи. Полёт над степью

Лицо Аслэга скривилось от омерзения, и Руан, внимательно наблюдавший за ними, вспомнил его слова после посещения Бутрыма. Глубочайшее презрение к зависимости от дурмана боролось в душе этого чёрта с безусловной любовью и уважением к отцу. Как же он живёт с таким надрывом в душе? Руан вспомнил и слова Аулун во время разговора о Гатэ. «Светлые воспоминания о муже разгоняют тьму настоящего», - улыбнулась тогда она, причёсывая его непокорную паклю и стараясь не хихикать, когда отдельные пряди резво вздыбливались, подскакивая над головой. - «То, что она не видит, каким он стал, бережёт эти воспоминания. Но он любит её… по-своему. Его лицо смягчается, когда я говорю о Гатэ». Вряд ли лицо Сэгил смягчится при воспоминаниях о Туре, если она видела его таким, как сейчас… Остались ли у неё светлые воспоминания о нём?

25. Руан.Я тоже клянусь

Спокойно сидевший на войлоке Аслэг явно целенаправленно доводил Тура до исступления, то приоткрывая шкатулку, то убирая её в карман. Руан нахмурился. Тур неистово, остервенело хрипел, махая руками, стеная и корча рожи, от которых к горлу подступала тошнота, и человеческого в его облике было столь же мало, сколько в дождевом черве, выползшем после дождя на серые шершавые плиты дороги вдоль Фно.

- Говори, - сказал Аслэг, двумя пальцами вынимая маленький белый шарик из шкатулки и поднося его к глазам. - Я жду.

- Он сказал… Он сказал - твоя жена у Харана… - Тура трясло, и Ермос отчаянно искал глазами Сахмаала, потому что удержать сопляка было всё труднее. - Он сказал, во всём виноват Харан! Иди и забери её, и я дам тебе ещё золотой за неё, он так сказал! Он сказал, Улкет, напои его на пиру, я хочу помириться! Трезвый он не будет говорить со мной! Хочу просить прощения, сказал! Улкет сказал, что тоже очень этого хочет! Я пошёл за золотым, то есть за женой… Харан гнался за мной и ревел, что убьёт… Ударил меня…

- Кто сказал Улкету напоить Харана? - взгляд Аслэга был тёмен, на скулах ходили желваки.

- Дай! Дай мне это!

- Говори, талдаз малк! Иначе это утонет в помоях!

- Накар! - крикнул Тур. - Накар хотел помириться!!! Дай!!!

- Говори!

- Харан побил меня… Он избил меня! Тан Дан, подари мне всепрощение, и пусть ладонь твоя укроет меня от горестей…

- А-а-ар! - крикнул Аслэг, размахиваясь, и голова Тура мотнулась набок от оплеухи. - Убью! Говори!

- Я упал… Мать Даыл… Упал. - Тур шептал, не сводя глаз со шкатулки, вырываясь, а Сахмаал с Ермосом держали его за руки. - Харан заревел и убежал… Я закрыл глаза… Открыл. Надо мной был Улкет. Он говорил - очнись… Очнись! Накар подошёл к нему и сказал, чтобы тот уходил… Тот ушёл, и Накар вынул нож. Он замахнулся надо мной… Улкет кинулся на него… Не знаю, откуда вылез… Они сцепились… Улкет кричал, что всё расскажет… Кричал, Накар, я твой брат… Не подставляй Харана... Потом перестал кричать… Дай мне это… Я больше ничего не знаю!

Аслэг встал и отошёл от него, закрывая рукой глаза.

- Ты продал жену Накару? - спросил он, не поворачиваясь.

- Он сказал, это залог… Он сказал, что просто попользуется, пока я не верну долг… От неё не убудет. - Тур вдруг распахнул глаза и расхохотался. - Что с ней станет-то? Она ж не кобыла, чтоб загнать…

- Ты всё видел? - спросил Аслэг у Рикада, который стоял, сжав кулаки, яростно дыша. - Ты понял?

- Никогда больше… - Рикада трясло, его лицо стало серым. - Клянусь своей кровью, никогда больше, ничего, кроме вина… Пусть лейпон разверзнется под моими ногами и я провалюсь под землю, пусть она сомкнётся надо мной, если я ещё раз соберусь попробовать какой-то дурман…

- Я тоже клянусь! - крикнул Тур. - Пусть со мной случится то же самое, если я свяжусь с дурманом, только перед этим дай мне это в один-единственный последний раз! Ты сказал, что за рассказ я получу всепрощение!

- Выведи его во двор. - Аслэг кивнул Сахмаалу. - Дай ему ту трубку, угли и это. Одну штуку. Потом запри. Я хочу посмотреть, как скоро он захочет ещё.

- Аслэг! - ужаснулся Руан. - Ты собираешься позволить ему…

- Не я это начал. - Аслэг повернулся к нему с таким лицом, что Руан прикусил язык. - Я должен понимать. Если Бакан прибегает к этому же дурману, я должен знать, как это происходит. А этого червяка мне не жаль.