Сердце Моего Монстра

— Ты явно не думала. Если ты так сильно хочешь меня ударить, я просто буду стоять и терпеть. Не делай больше этой гребаной ерунды.

— Дело не в том, что я хочу тебя ударить, — ее голос дрожит, и она прочищает горло. — Я тоже не хочу причинять тебе боль, но ты провокационный засранец, который никогда не воспринимает меня всерьез, — она трогает мою пострадавшую щеку. — Это очень больно?

— Я переживу.

— Давай, — она поднимает уголки моих губ указательными пальцами. — Я больше не стану так делать. Ты можешь убрать это угрюмое выражение лица?

Я даже не знаю, почему меня это так чертовски бесит.

Нет. На самом деле, я прекрасно осознаю масштаб этих эмоций.

Когда я считал, что Саша умерла, часть меня верила, что это произошло по моей вине, и это лишь заставило меня еще больше выйти из-под контроля.

Я ненавижу ту своенравную версию себя, которая не смогла остановить процесс моего разрушения.

Поэтому снова оказаться в той же ситуации — думать, что Саша страдает из-за меня снова, — это вытащило из глубин моей черной души те же негодующие чувства.

Я отхожу от нее.

— Я еду в город за покупками.

Она отпускает меня, но ее плечи сгорблены. Я собирался подготовить ей сюрприз сегодня вечером, и я все еще собираюсь, но мое настроение по этому поводу в данный момент отсутствует.

После того, как я заканчиваю принимать душ и переодеваться, я обнаруживаю, что Саша ждет меня перед домом, уже приняв душ и надев пальто.

Увидев меня, она перестает пинать камни. Ее мягкое лицо озаряется осторожной улыбкой.

— Я поеду с тобой.

Я действительно хочу, чтобы она пошла со мной, чтобы мой план сработал, но я не думал, что она согласится добровольно.

Обычно мы ходим в город пешком, но около недели назад я попросил Виктора привезти мне грузовик на случай непредвиденных обстоятельств.

Я веду машину в тишине, а Саша возится с радиостанциями. Она любит слушать музыку, подпевать и безуспешно пытается заставить меня присоединиться.

Но сегодня, похоже, она не в настроении петь. После нескольких минут переключения станций она выключает радио и вздыхает.

— Ты действительно собираешься быть таким?

— Каким?

— Мудаком, — она поворачивается лицом ко мне на своем сиденье, скрестив руки. — Я уже сказала, что больше так не буду. Что тебя так задело?

— Просто сиди тихо.

— Пошел ты, — ее голос дрожит, прежде чем она останавливает себя. — Это я должна злиться на тебя за все то дерьмо, которое ты устроил. Я не позволю тебе заставить меня чувствовать себя виноватой из-за какого-то пустяка.

Пустяк.

Она только что назвала это гребаное дерьмо пустяком?

Я крепче вцепился в руль, чтобы не дать себе потянуться и задушить ее на хрен, что противоречит всей цели не хотеть причинить ей боль.

— Если это один из твоих манипулятивных, обратных психологических методов, то мне жаль сообщать тебе, что он не сработает, ты, гребаный ублюдок.

— Если ты закончила, заткнись нахуй. Я серьезно.

Она хрипит, открывает рот, вероятно, чтобы сказать что-то более яростное, но к счастью снова закрывает его.

Город противоположен нашему настроению. Учитывая, что сегодня канун Рождества, все делают покупки в последнюю минуту. Вдалеке звучат колядки, а дети сидят на коленях у скучающего Санты и читают свои запоздалые списки желаемых подарков.

Красочные елки и декорации украшают фасад каждого магазина, и в воздухе витает общая отвратительно радостная атмосфера.

Я никогда не был поклонником Рождества, да и вообще любых праздников. Это праздник для семьи, а у меня ее никогда не было.

Роман был более заинтересован в том, чтобы сделать из меня своего наследника, и думал, что глупые праздники смягчат меня. Юля отмечала праздники только с Константином.

Я упаковывал подарки для брата и сестры, но вскоре бросил это занятие после того, как решил создать дистанцию между нами.

Теперь это просто раздражающее время года, когда все вокруг красочное и отвратительно счастливое.

Когда мы только приехали в этот город в преддверии Рождества, Саша сказала, что хотела бы его полюбить, но не может.

Рождество напоминает ей о том дне, когда на ее глазах умерла ее семья, и поэтому она предпочитает не праздновать его.

Однако, в то время как я превратился в Гринча, ей на самом деле нравится атмосфера города. Даже сейчас ее глаза светлеют, когда она слышит повторяющиеся рождественские песни или видит семью, посещающую магазины.

Порой она подпевает клоунским песням.

— Просто потому, что для меня это было травмирующим событием, я думаю, мне нравится знать, что для остальных это все еще счастливый праздник, — сказала она мне на днях.

Она всегда была сострадательной, с чистым сердцем — за исключением тех случаев, когда злится на меня, конечно.

И нет, я не собираюсь молчать об этом в ближайшем будущем.

Мы покупаем кое-какие продукты, и я пристально наблюдаю за каждым, кто подходит к ней слишком близко. Она замечает это, улыбается, а затем качает головой в знак смирения.

Когда мы идем по главной улице, она фотографирует украшенные магазины. После некоторого времени съемки обыденных вещей, которые начинают сливаться воедино, она поворачивается ко мне лицом.