Подошел час свидания, а Жюльен так ничего и не решил. Он спустился в город. Уже стемнело. По-прежнему сыпал мелкий дождь, влажная пелена висела над Кастром. Мокрые тротуары блестели при свете фонарей. Жюльен почти час прождал девушку возле здания городской ратуши.
Она пришла и сказала:
— Милый, ты, я вижу, замерз.
— Уверяю тебя, что нет.
Она была без велосипеда. Они медленно направились в Епископский парк. Дождевые капли тихонько стучали по зонту девушки, и казалось, что это скребется насекомое. Темной лентой текла река Агу, время от времени по ней пробегали дрожащие полосы света, падавшие из окон.
— Сегодня ты не такой, как всегда, — сказала девушка. — Ты или болен, или что-то от меня скрываешь.
Жюльен деланно рассмеялся.
— На улице темно, — сказал он. — Ты меня даже не видишь, а берешься угадывать мое состояние…
— Я все угадываю.
— Когда мы поженимся, я прибью на дверях дощечку: «Госпожа Сильвия, ясновидящая». Ты станешь загребать кучу денег и…
Она прервала его и докончила фразу:
— И ты, ты разоришься.
— Это еще почему?
— Я угадываю только то, что касается тебя. Я могу читать только твои мысли. А до других мне и дела нет. — Голос ее сделался нежнее. — Я тебя так люблю, будто мы с тобой единое существо, понимаешь?
Они поцеловались. Пелена дождя словно отделяла их от остального мира. Сильвия прошептала:
— Если ты умрешь, я тоже умру.
— Слишком часто ты говоришь о несчастьях, о смерти.
— Я об этом часто думаю… И боюсь.
Они зашагали вперед. Подстриженные в форме шаров высокие кусты самшита отбрасывали кружевные тени. Фонари на мосту Бье были окружены слабым сиянием.
— А ты б хотел, чтобы мы умерли вместе?
Жюльен изо всех сил прижал девушку к своей груди.
— Ты просто сумасбродка, — сказал он. — Моя дорогая, глупенькая сумасбродка. Я тебя люблю. И хочу, чтобы ты жила долго-долго.
— Теперь я твердо знаю, что не смогу без тебя жить.
Он поколебался. Открытка Бертье лежала во внутреннем кармане его куртки.
— А почему тебе надо жить без меня? — спросил он.
— Многое может нас разлучить.
Жюльен шагнул вперед, повернулся на каблуках и замер перед Сильвией. Зонт, который он держал в руке, накренился, и юноша почувствовал влажное прикосновение ночи на своем лбу.
— Завтра же пойду к твоим родителям. Я больше не могу ждать, дорогая. Слышишь — не могу.
— Нет, нет, — испугалась она. — Ты ведь знаешь, это невозможно. Еще невозможно.
— Но когда же?
Она только вздохнула. Всякий раз, когда он задавал ей этот вопрос, она только вздыхала, но оставляла его без ответа.
14
Солдаты поста наблюдения сложились, чтобы достойным образом принять гостя своего товарища. Бертье должен был приехать в полдень. Каранто встречал его на вокзале. Жюльен пойти отказался, сославшись на то, что хочет сам приготовить обед. Но на самом деле он боялся остаться наедине с Бертье. И все же он почувствовал искреннее волнение, когда его старый друг вошел в просторную комнату, где уже накрыли на стол. Бертье был частью того мира, который для Жюльена стал уже прошлым. Мира, ничем не связанного с его теперешней жизнью — с постом наблюдения, с Кастром и Сильвией. Вместе с Бертье это прошлое как бы вновь вошло в дом, и Жюльен понял, что одновременно к нему приблизилась и война.
Сперва солдаты сравнивали жизнь на зенитной батарее с безмятежным существованием на таком посту, как в Кастре; затем Бертье заговорил о войне.
— Мы тут каждый вечер слушаем Лондон, — сказал сержант Верпийа. — Это единственный способ узнать правду.
— Мне это недоступно, — сказал Бертье, — но я свел дружбу со штатскими: они слушают радио и всякий раз при встрече рассказывают мне новости.
Потом разговор перебросился на положение в России и на других фронтах, и вдруг обычно неразговорчивый Лорансен спросил:
— Вы ведь стоите возле самой испанской границы. Ты еще не придумал, как через нее перебраться?
Бертье посмотрел на него, посмотрел на Жюльена, потом, закинув ногу за ногу, потер свои короткие толстые руки и спросил:
— А ты что, этим интересуешься?
— По-моему, этим интересуется каждый настоящий мужчина.