Сердечный выстрел

Он смотрел на Пыжова. Мокрый он, на брюках трава, колючки, но рукава чистые. Не падал он на руку и на колено, похоже, не становился. А ведь он говорил, что удар Гуляева вырубил его.

Посмотрел Родион и на куст орешника, из-за которого его мог ударить Гуляев. Труп лежал слева от тропинки, куст находился справа. И Гуляев мог, выскочив из-за куста, ударить от всей души. Левой держался за ствол, правой — за ложе приклада.

Пыжов мог упасть или просто отскочить, а Гуляев, перевернув ружье, выстрелить в Павлика. Но почему он не выстрелил в самого Пыжова? И почему сразу стреляться решил?… Обычно человек страдает, мучается, осмысливая свой смертный грех, затем уже накладывает на себя руки. А тут сразу.

А что, если Пыжов, получив прикладом по голове, вырвал ружье из рук Гуляева? Мужчина растерялся, раскинул руки, а Пыжов, приставив ствол к его горлу, нажал на спусковой крючок. Но тогда у него на руках остались микрочастицы пороховых газов. А возможно, ему на волосы, на одежду попали брызги физиологического вещества. И такое возможно. Нужно проводить экспертизу, смотреть, выявлять.

Пыжов мог вырвать ружье уже после того, как Гуляев выстрелил. А если Гуляев действительно даже не стрелял? Что, если Пыжов сначала выстрелил в него, приставив ствол ружья к подбородку, а затем убил и Павлика. Но зачем ему убивать своего босса?…

Родион еще раз глянул на куст, выскочив из-за которого Гуляев ударил Пыжова.

Сразу за орешником начинался ивняк, но за тропинкой от куста росла только трава. Куст ольхи шелестел на ветру метрах в десяти, но до него брызги крови долететь не могли. Весь «фонтан» из головы распылился в воздухе, смешался с водой, взвесью осел на траве. А снег идет, и снова с дождем. Скоро все следы исчезнут.

Но грязь на прикладе останется. Грязь, которая должна была остаться, если Гуляев сам выстрелил в себя. Не мог он держать ружье на весу, выстрелить он мог, только уперев приклад в землю. И, возможно, Родион подсказал эту мысль Пыжову, если это он убил Гуляева, не вжимая приклад в землю. А Родион подсказал, и Гуляев со всех ног рванул к трупу, схватил ружье, вжал приклад в землю. И уронил. А потом уже выбросил одну перчатку. Якобы потерял.

— Сначала в Павлика, — кивнул Пыжов, внимательно наблюдая за Родионом.

— Вы стояли у реки, осматривали место для причала, появился Гуляев, — Фомин предложил начать разговор сначала.

— Ну да. Увидел нас, узнал, вскинул ружье, а у меня ствол под пальто… — Пыжов похлопал у себя под мышкой. — Ну, думаю, все…

— Выстрелил?

— Выстрелил. Но уже потом… Он сначала испугался, бросился бежать. Я за ним, смотрю, а Павлик пошел…

— Пошел или побежал?

— Сначала пошел, потом побежал… Я бегу, смотрю, куст, ну, думаю, вдруг Гуляев там. И точно, он из-за кустов выскакивает и прикладом в лицо. Ну, я присел, но чуть-чуть опоздал… — Пыжов поморщился, касаясь пальцами шишки.

— Опоздал — не опоздал, а удар вскользь пришелся.

— Но искры из глаз брызнули!

— А Павлик в это время бежал?

— Бежал. А Гуляев в него из ружья!.. С первого выстрела, точно в сердце!..

— Ну, с десяти метров трудно промахнуться, — кивнул Фомин.

— Так он не промахнулся.

— Дальше что было?

— Дальше я спрашиваю: «Что ж ты, мужик, наделал?» А он смотрит на меня, глаза таращит… — Пыжов рукой указал на труп Гуляева. — Понял, что натворил. Допер!..

— И застрелился?

— Ну да… Ружье к земле приставил, навалился на него, рукой до курка… до спускового крючка дотянулся… Я к нему, хотел остановить!..

— Опоздал? — усмехнулся Родион.

Неплохо Пыжов придумал. Оказывается, в момент выстрела он пытался остановить Гуляева. Рядом с ним находился, так что, если вдруг на одежде обнаружатся микрочастицы пороховых газов и брызги крови, объяснение тому есть. Так же, как следы соприкосновения с землей на прикладе. И ведь следователь поверит Пыжову. И Родион мог бы ему поверить, если бы выслушивал сейчас первую, а не третью версию случившегося. В первой Пыжов отключился после удара, а когда пришел в себя, увидел два трупа. То есть события происходили без его участия. По второй версии Гуляев сначала расправился с Павликом, а затем набросился на самого Пыжова, но по какой-то причине стрелять не стал. Причину Родион решил не выяснять, все равно ведь соврет. А на расхождения в показаниях Пыжову лучше не указывать. И без того ясно, что парень хитрит, выкручивается, фактически на ходу приближая свою трактовку событий к более-менее достоверной. Изобличая ложь, Родион всего лишь настроит Пыжова против себя, заставит его закрыться. И даже может потребовать адвоката. И это при том, что Фомин не располагал уликами против него.

Только замечания, только домыслы.

— За руку даже схватил! — фантазировал Пыжов. — А он все равно выстрелил.

— За какую руку? — спросил Родион. — За правую, за левую?

— Ну а какой он на спусковой крючок жал?…

— Так, может, это вы подтолкнули его? Может, Гуляев уже передумал, хотел убрать палец с пускового крючка, а тут вы!..

— Да нет, не подталкивал я, — нахмурился Пыжов.

— Но за руку-то схватили! — Фомин пристально смотрел Илье в глаза.

— Да нет, всего лишь коснулся…