Сердечные истории

Дом Гордона показался из темноты, когда у меня уже практически кончились силы. В памяти всплыло, как я оказалась здесь впервые. Я отлично помнила ту февральскую ночь, его изможденно-аристократический облик, его ничего не значащую болтовню. Помнила, как он пытался произвести на меня впечатление, а я слушала его и не слышала. В моей голове уже зарождался порочный и грациозный Эртан Озтюрк, надменный и ранимый Беркант Брегович. Впоследствии Гордон заявит в турецкую прокуратуру, что пил со мной кофе и в процессе распития этого напитка понял, что я странная, после чего не пожелал продолжать общения. Все это было сущим враньем, и автор этой клеветы скрывался сейчас за дверью так хорошо знакомого мне дома.

Я проскользнула в подъезд, поднялась на нужный этаж и остановилась перед дверью. Нажала кнопку и несколько секунд прислушивалась к звуку звонка, разносившемуся по квартире. Он в последний раз всхлипнул и затих. Ответа не было. Из-за двери не раздавалось ни шороха.

– Гордон, открой! – замолотила я в дверь кулаками. – Открой, это я!

И в то же время лихорадочно соображала, что он, считая меня главным врагом его жизни, смертоносным призраком, явившимся за ним из глубин ада, конечно же, не откликнется, даже если и слышит. Что делать?

Я сунула руку в карман, чтобы достать телефон. И только когда пальцы проехались по гладкой коже, сообразила, что телефон у меня отняли те два чернокожих грабителя. Сволочи! Я снова бросилась к двери, замолотила по ней ногой. На глазах выступили слезы бессилия.

Котенок испуганно завозился у меня под курткой, и я, сделав глубокий вдох, погладила его и сказала:

– Спокойно, дружок. Все будет хорошо.

Нельзя было поддаваться истерике.

Оглядевшись по сторонам, я позвонила в соседнюю дверь. Через пару минут ее слегка приоткрыли, в щель высунулся чей-то любопытный нос.

– Помогите, пожалуйста! Моему другу плохо, он не может открыть…

Дверь сразу же захлопнулась. В квартире этажом ниже мне просто не открыли, хотя глазок светился теплым желтым светом. Все в панике забились по своим щелям, и никто не хотел рисковать, вскрывая дверь в квартиру к потенциально больному.

– Подонки… Какие подонки… – бормотала я, бросаясь от одной двери к другой, перебегая с этажа на этаж.

Только в седьмой по счету квартире нашелся смельчак – крепкий мужчина лет тридцати пяти, – который согласился мне помочь. Он спустился вместе со мной на этаж Гордона, выставив вперед плечо, кинулся на дверь. В замке что-то жалобно хрустнуло, и дверь открылась.

Я ворвалась в квартиру, все еще подспудно ожидая вдохнуть сладкий гашишный дым, споткнуться о пустые бутылки и встретиться лицом к лицу с нахальной ухмылкой Гордона. Или столкнуться с одной из его случайных девиц. Но в первую секунду мне показалось, что квартира пустая. Тишина, затхлый запах, никакого движения. Пустой диван в гостиной, развороченная кровать в спальне… Может быть, уехал к родителям? Как-то воспользовался связями и вырвался из охваченного болезнью города? А я-то, дура, выломала дверь в его квартиру. Ну, теперь мне точно сидеть, он, не задумываясь, добавит этот факт в копилку моих подлежащих суду страшных прегрешений.

Не знаю, как я догадалась заглянуть в ванную. И, распахнув дверь, в ужасе замерла на пороге. Он лежал на полу, ничком, разбросав тонкие хрупкие руки. Чуть в стороне валялась открытая бутылка с водой. Поначалу мне показалось, что он умер, что я не успела… Вскрикнув, я рухнула на колени, прикоснулась к нему… И отдернула пальцы – такой жар исходил от его тела. Жив! Он жив! Только очень плох. Должно быть, пошел умыться и потерял сознание.

– Очнись, Гордон! Пожалуйста!

Я попыталась перевернуть его на спину, с трудом перевалила его вдруг ставшее очень тяжелым тело. Котенок высунул мордочку из ворота куртки, и я шикнула на него:

– Сиди тихо! Сейчас не до тебя! Давай же, Гордон! Ну?

Через несколько минут мне стало ясно, что в чувство привести его не удастся. Больше того, что я зря теряю время – нужно срочно звонить в «Скорую».

Я выскочила из ванной. Сосед, который помог мне попасть в квартиру, конечно, уже сбежал, не желая контактировать с зараженным. Я заметалась по комнате. Мне нужен был паспорт Гордона и его медицинская страховка. Каким-то образом я догадалась пошарить на полке и там нашла и документы, и страховку, вложенную в обложку паспорта. Оставалось лишь найти в ней номер, по которому можно вызвать «Скорую».

В машине он ненадолго пришел в себя. С трудом поднял голову, обвел мутными, будто затянутыми тем самым туманом, что окутывал улицы во время моего к нему пути, глазами салон. Затем увидел меня и попытался что-то сказать. Врач отвел от его лица кислородную маску, и он едва слышно просипел:

– Это ты?

Позади было мучительное ожидание врачей, растянувшееся, как мне казалось, на вечность, когда я сидела на полу и держала его за недвижимую, пылающую в моих ладонях руку. Позади разговор с врачом, в котором я трясла перед ним своей справкой с результатами анализа и требовала, чтобы меня тоже взяли в больницу, разрешили стать донором плазмы для Гордона.