Ровно в полночь, когда Марья Лукина родила крылатого дракончика, муж ее, Макар, проводив взглядом выбежавшую с воплями из дома толстую бабку Радостиху, вошел в горницу взглянуть на своего третьего отпрыска. Взглянул, плюнул на чисто вымытый пол, бросил перепуганной жене: «Весь в тебя уродился!» — и, сняв со стены двустволку, ушел в тайгу, вымещать бессильную злобу на белках и куницах.
Саня Теткин топтался под окнами больницы с вечера. С пяти часов, как привез сюда на КамАЗе свою нежданно вздумавшую рожать жену Лариску. Теперь он не мог себя заставить вернуться домой, в соседнюю деревню Рассоленки.
Нянечка Дуся сказала:
— Подожди ты!.. Часов через пару родит твоя баба, никуда не денется!
И вот уже ночь, а Лариска все не рожает. Странно было ему думать: Саня — и вдруг отец. А Лариса — вдруг чья-то мамка. Сане хотелось сына. Или дочку.
Он присел на освещенное крыльцо родильного отделения и, подобрав валявшийся неподалеку клочок газеты, прочитал, что в далекой Карельской АССР «на базе лесозаготовительной промышленности получили развитие деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная. Карелия производит пиломатериалы, целлюлозу, бумажную тару и лыжи». Когда Саня прочитал про лыжи, ему показалось, что в глубине больничного корпуса кто-то заплакал. Саня бросил газету и, затравленно оглядываясь на замелькавшие за окнами тени, поскребся в дверь больницы.
Открыли ему удивительно быстро, и Саня оказался нос к носу с главврачом. Тот глянул на Саню рассеянно, поверх очков, кашлянул и пропустил его в чистые сени.
— Родила? — спросил Саня, смущаясь чего-то.
— Родила… гм-гм… — ответил старый врач.
— Парня?
— Дочку… гм-гм… в некотором роде… — был ответ.
А Саня уже чувствовал, что тут что-то не так.
— Что случилось, Василь Иваныч? — шепотом спросил он. — Лариса что, умерла, да?
— Да что вы, Саша! — ответил доктор. — К сожалению… гм-гм… здесь все гораздо сложнее…
И он рассказал Сане все без утайки. Когда доктор кончил, он предложил молодому отцу валидол. Саня от таблетки не отказался.
У сельской учительницы Надежды Фоминичны Лыковой в ту ночь тоже родилась девочка. Когда мать, отдохнувшая от родовых мук, попросила принести ребенка, нянечка тихо заплакала и ушла. Слез ее Надежда Фоминична не заметила и очень забеспокоилась, что ей так долго не несут дочь.
Наконец, все еще всхлипывая, Дуся принесла белый сверточек и положила его на кровать. Надежда Фоминична осторожно откинула одеяльце и несколько минут тупо смотрела на открывшуюся розовую крокодилью мордочку.
Потом ребенок заплакал, и она дала ему грудь.
Так в деревне Рассоленки Новоильинского района в одну ночь родились Вовка Лукин, Таня Лыкова и Леночка Теткина. Все они были маленькими розовыми дракончиками без хвостов и когтей.
В деревне к ним скоро привыкли, ведь трое — не один; трое — это уже почти как и надо. Потянулись долгой чередой дни, недели, месяцы, годы…
Любимой куклой Леночки был Крокодил Гена, пластмассовый, в шляпе и с трубкой. Если вынуть трубку из Гены, из нее можно было пускать мыльные пузыри. Но Леночка любила Гену не за трубку, а за то, что он — крокодил, почти такой же, как и она сама.
Мама Лара в дочери души не чаяла, хотя на второго ребенка они с мужем так и не решились.
Когда Леночка впервые взлетела, неумело махая перепончатыми крылышками, с матерью случился нервный припадок.
— Что плачешь, глупая?! Дочь летает — авиатором будет! — сказал ей покуривавший в это время неподалеку квартирант, леспромхозовский шофер Миша Пантиашвили. Миша хоть и приехал в эти места за длинным рублем, но был не жадный, и в деревне его уважали.
— Так ведь летает же! — всхлипнула Лариса.
— Ну и что? — резонно ответил Пантиашвили. — Орел тоже летает, так ведь не плачет же никто!
В этот момент трехлетняя Леночка вспорхнула на березу и уселась там в прошлогоднем вороньем гнезде. С дерева посыпались мелкие веточки, и Лариса, прекратив бесполезные слезы, побежала за сарай, искать лестницу.
— Мам, я Гену тут оставлю! Я буду к нему прилетать! — закричала девочка сверху. — Хорошо, мама?!
Доктор Златкин прописал Тане очки. Стекла для них привезли из районного центра, а оправу из лосиного рога выточил на досуге охотник Макар. Он резал рог, время от времени примерял оправу на своего сына, а Вовка злился, что из-за этой воображалы Таньки отец не выпускает его на улицу.
К вечеру оправа была готова, и Татьяна Петровна Лыкова, пяти лет от роду, с форсом прошлась в новых очках по деревне.
Таня рано научилась читать, года в четыре, и все донимала мать: возьми да возьми ее в школу. Мать взяла. В тот же год девочка освоила задачи «с иксами» и могла показать на глобусе Кольский полуостров.
— Бери пример с учительшиной дочки, обалдуй! — приговаривала, бывало, мать какого-нибудь трудяги-второклассника. — На три года тебя моложе, а знает в тысячу раз больше!
— Да-а-а, — отвечал трудяга-обалдуй. — Танька, она — крокодила, а крокодилы — они все ученые. А я-то ведь не крокодил!
— И слава богу! — меняла гнев на милость мамаша, гладя сынулю по чубчику. — Не крокодил!..