Сэр Невпопад из Ниоткуда

Он, кстати говоря, следовал за мной по пятам. Обнаружил я это не сразу, поскольку Тэсит неизменно передвигался по лесу без единого звука, как тень, даже если у него не было нужды ни от кого таиться. Лишь когда он коснулся ладонью моего плеча, я понял, что он решил меня сопровождать. Мне было всё равно. Я откуда-то твёрдо знал, что мне сейчас надлежит быть в трактире, и торопился туда изо всех сил.

Распахнув входную дверь пинком ноги, я ввалился в общий зал, и первым, кто попался мне на глаза, был Строкер собственной персоной. Он грелся у очага, стоя ко мне спиной. Посетителей было мало – лишь несколько завсегдатаев, да и те держались против обыкновения скромно. Выглядели они все насмерть перепуганными. Они переговаривались о чём-то полушёпотом, сбившись в тесный кружок у края стола. Стоило мне войти, и лица всех этих пропойц как по команде повернулись в мою сторону. В наступившем молчании, в бездонной глубине их расширенных от страха зрачков таилось нечто зловещее. И даже Строкер, прежде всегда относившийся ко мне хуже некуда, теперь всем своим видом выражал сочувствие.

Я обратился к нему таким тоном, как если бы продолжал давно начатый разговор:

– Где она?

Представьте себе, у меня, несмотря на весь мой ужас, на боль от невосполнимой потери, о которой я безошибочно догадался ещё во сне, в пещере, мелькнула мысль: ну и дико же я, поди, выгляжу – со всклокоченными и слипшимися от дождя волосами, в измятой и порванной о ветки одежде, в грязи по пояс... Я-то сам, поверьте, плевать на это хотел, но то, что Строкер против обыкновения не сделал мне замечания по этому поводу, напугало меня едва ли не больше всего и стало последним, едва ли не самым весомым подтверждением моих наихудших опасений.

Строкер кивком указал на дальнюю комнату, я не мешкая бросился туда и распахнул дверь. Там служанка Астел горько плакала над телом моей матери.

Я стоял у порога как вкопанный, не в силах шевельнуться. В голове у меня не было ни одной мысли. Глаза Маделайн были открыты, но душа, судя по их выражению, успела уже покинуть тело, оставив её веки распахнутыми. Так иные в спешке убегают из своих жилищ, не успев захлопнуть двери.

Тэсит положил мне руку на плечо. Я её сбросил и подошёл к Астел. Оцепенение моё внезапно прошло без следа, уступив место ледяному спокойствию, которое меня самого слегка удивило. Я одновременно говорил, двигался, словом – действовал и в то же время словно бы глядел на себя со стороны.

– Как это было?

– Это... это скитальцы... – с рыданием выдохнула Астел. – Один из людей Меандра. – Они друг на друга ужас как кричали – он и твоя бедная мать... Я хорошо слышала их голоса. Да и всем слышно было. Он требовал, чтобы она... на такую гадость её подбивал, что и выговорить-то срамно... А она отказалась. Она ведь была достойной, порядочной шлюхой, бедняжка. Ей ли вытворять мерзости, которых от неё требовал этот... подонок этот. – Астел произнесла слово подонок с таким отвращением, что изо рта у неё во все стороны полетели брызги слюны. – Его приятели остались снаружи, а этот решил поразвлечься тут, с нею... – Голос Астел прервался, и я не стал её торопить. Спешить теперь было некуда. – Мы слыхали, как он сшибал здесь лавки, как пытался стол перевернуть. И даже хруст, когда он ей сломал шею. Все, кто был в зале, это слышали.

– Его имя, – хрипло потребовал я. – Догадался ли кто-нибудь из вас узнать, как его зовут, чтобы я мог его отыскать?

– Нет. Но она, прежде чем умереть, успела его пометить, будь здоров как! По этим отметинам ты его сразу узнаешь!

– Что вы имеете в виду? – недоуменно спросил Тэсит.

Астел растопырила пальцы правой руки и, слегка их согнув, сделала вид, что кого-то царапает. Я сразу всё понял. Ногти у моей матери были на удивление длинные и крепкие, она их любовно подпиливала и всегда за ними очень следила. И коли она решила воспользоваться ими как оружием – что ж, горе тому, против кого оно было обращено! Лично я не желал бы оказаться на его месте. Я скользнул глазами по её мёртвой ладони. Да, вот они, пятна крови на кончиках пальцев, ошмётки чьей-то кожи под острыми ногтями. Она оставила на лице своего убийцы вечное, несмываемое клеймо, несколько глубоких шрамов...

Своего убийцы...

В душе у меня стала закипать ярость. Я протянул руку к мёртвому лицу моей матери и закрыл ей глаза.

Прошёлся взад-вперёд по комнате. Надо было что-то предпринять.

Должен вам заметить, что в тот момент я меньше всего на свете думал о справедливости и чести, у меня и в мыслях не было рассчитывать на защиту закона и тому подобное. Я слишком рано и слишком хорошо узнал, как жесток и несправедлив мир вокруг меня.