– Что будет с ними здесь? Когда они останутся здесь навсегда? Что они будут здесь делать?
– Понятия не имею, – пожал плечами Властелин. – Будут жить.
И тогда я задал вопрос, который сам не ожидал услышать от себя:
– Зачем?
И тут же картинка в моей голове полностью переменилась. Я представил себе толпы слоняющихся без дела людей, не понимающих, что им делать в этом мире, мечтающих о том, чтобы поскорее умереть. И нас с Кэт, убивающих их одного за другим, только чтобы спасти от этого бессмысленного существования…
– Нет, – сказал я твердо. – Я не согласен.
– У тебя не очень много вариантов выбора, – усмехнулся Властелин.
– Почему это?
– Ну, смотри, на самом деле их два. Либо ты отказываешься, и тогда твое сознание полностью растворяется в этом мире. Либо ты соглашаешься на мое предложение, и твое сознание остается здесь, но продолжает принадлежать тебе.
– Вариант три – я тебя убиваю.
Властелин усмехнулся.
– Ты можешь убить эту персонификацию, – согласился он. – Но тогда я окажусь бестелесным скоплением огромного количества знаний в непосредственной близости от тебя, и твой мозг этого не выдержит. Так что, мой дорогой друг, нормальный вариант у тебя всего один.
– Ты знаешь, – я задумчиво крутанул рукой, в которой тут же оказался шлем. Точнее, Шлем. «Мизерикордия» с тысячей очков ментальной защиты. – Как раз на этот случай у меня есть очень полезная вещь.
Я надел шлем на голову под непонимающим взглядом Властелина.
– Но ведь это просто артефакт, – фыркнул он. – Существование которого, к тому же, придумал ты сам.
– Э, нет, – возразил я. – Это не артефакт. Это – очень крутая шапочка из фольги.
И с этими словами я схватил Властелина за руку и прыгнул с ним в пропасть.
Глава 24
Сначала было падение. Бесконечно долгое и, несмотря на всю мою уверенность в том, что страх мне больше неведом, – пугающее. Помните сны, где падаешь и от этого просыпаешься? Я чувствовал, что нахожусь сейчас в таком сне. Только я все еще не мог проснуться.
Властелин, которого я держал, пытался вырваться, но я только сильнее сжимал его руку. Это было единственным, о чем я думал – дотянуть до дна, дотащить его вместе с собой.
Бездна становилась все темнее по мере того, как мы удалялись от голубого сияния наверху, и даже в щелях между камнями больше не было всполохов света. Наконец, темнота стала совершенно непроглядной, и осталось только два ощущения: холодный ветер, обдувающий снизу, и сухая, жесткая рука Властелина под моими пальцами.
И в тот момент, когда я уже привык к ощущению полета, мы, наконец, упали на дно бездны. Первый, самый жесткий удар, пришелся по ногам, тут же отозвавшись страшной, разрывающей болью в позвоночнике, а затем я стукнулся головой в шлеме о камни, и в короткое мгновение перед тем, как потерять сознание, подумал, что вот теперь я, кажется, наконец-то умер.
Совсем.
Признаюсь честно, я никогда не задумывался о том, что будет со мной после смерти. Да что там – я не задумывался и о том, что вообще когда-нибудь умру. Это был некий абстрактный концепт, стоящий в одном ряду с тем, что когда-нибудь, наверное, я женюсь, у меня будут дети, я буду работать, выйду на пенсию… Это все, вроде бы, должно было случиться со мной – но ко мне нынешнему не имело никакого отношения. И точно так же обстояло дело и со смертью. Я понимал, что когда-нибудь умру. Я знал, что есть множество вещей, которые не стоит делать, если не хочешь неприятностей. Но «неприятности» означали широкий спектр возможных проблем, и смерть была лишь одной и наименее вероятной из них. Я знал, что смерть была. Но для меня ее вроде бы как и не было.
И вот теперь, когда я действительно умер, то не на шутку испугался. Вокруг были лишь тишина и темнота, никаких намеков на другой мир или жизнь после смерти. И даже света в конце тоннеля не наблюдалось. Я был один, я был в пустоте, никто и ничто уже не могли меня спасти. В голове пронеслись обрывочные представления обо всех мировых религиях и всех их заповедях, которые я повсеместно нарушал. С другой стороны, грешники ведь отправляются в ад, верно? С котлами, чертями и вот этим вот всем?
Меня накрыла новая волна паники, когда я подумал, что, возможно, это и есть ад. Абсолютное, немыслимое одиночество. Навсегда. Вечность.
Мне захотелось закричать – но я не мог издать ни звука. Мне показалось, что я заперт внутри себя, внутри своего сознания. И это стало последней каплей. Вся моя воля собралась ради одной цели – вырваться. Покинуть пределы этой пустоты. Потому что должно было существовать что-то, кроме нее. Я точно это знал.