– Меня вытащила Сири, которая сбежала из айольского цирка и спряталась на ночь в моей комнате в публичном доме. Она перевела нас через границу. Когда я придумала, как можно попробовать заработать на жизнь, Сири нашла плотников, готовых выполнить первый заказ.
А потом появился ты и рассказал, что достаточно просто умереть. Ты не представляешь, как я разозлилась тогда на себя. Потому что я ведь хотела покончить с собой. По-настоящему. Думаю, – грустно усмехнулась Кэт, – что тогда мне удалось бы уйти. Нейросети не за что было бы уцепиться. В первые дни я искренне хотела умереть. А затем – убивать.
Шею свело настолько, что я боялся не разогнуть ее обратно.
– Ты считал, наверное, что моя нелюбовь к оружию вызвана пацифизмом, глубокими моральными соображениями, но на самом деле я боялась. Потому что знала, сколько ненависти у меня внутри. Ты не знаешь, – Кэт внезапно посмотрела прямо на меня, и ее глаза были черными и бездонными, – ты не знаешь, сколько ее.
Моя шея, казалось, вот-вот готова развалиться на куски.
– А сегодня вечером, – тихо продолжила Кэт, отвернувшись, – я увидела на постоялом дворе тех троих. Они ели, пили, веселились и приставали к девкам. Может быть, если бы я могла с тобой поговорить, ничего не произошло бы. Но Гугл сказал, что ты велел тебя не трогать. Поэтому я поднялась за глефой, вернулась и убила всех троих. И знаешь, что самое смешное? – Кэт снова посмотрела на меня. – Я ничего не почувствовала. Потому что это игра. Здесь все не по-настоящему. Ничего из этого не происходило. Но я помню все, понимаешь?! – ее голос сорвался на яростный шепот. – Этого не было – но я помню! И я не знаю, а должна ли? Если мое тело не здесь – то может, не так уж важно, что происходило в моей голове? Ну и что, что меня здесь… что я…
Она запнулась и резко отвернулась, зло тряхнув головой.
Я заставил себя осторожно подняться и сесть, а затем перебрался поближе к Кэт. Она все еще не смотрела на меня, но я все равно потянулся и обнял ее за плечи – и тогда заметил, что они дрожат.
– Хочешь… – начал я осторожно, – хочешь… я убью тебя? Прямо сейчас? Чтобы ты вернулась?
И сам вздрогнул от того, как это прозвучало.
Что это за мир, что это за жизнь, где убийство стало жестом милосердия?
Кэт помотала головой, сжавшись в моих руках.
– Нет, – пробормотала она. – Я не хочу возвращаться без тебя. Я сойду с ума, если не будет кого-то, кто знает, что на самом деле произошло.
Я кивнул. Потом понял, что она не может этого видеть, и сказал:
– Хорошо, – и добавил шутливо: – Сегодня пощажу тебя.
Кэт фыркнула сквозь слезы.
Несмотря на зверскую усталость, я еще долго не мог заснуть после того, как Кэт задремала. Она так и уснула у меня в руках, неловко привалившись ко мне, и иногда я думал, что ей должно быть довольно неудобно. Даже без доспехов бок у меня здесь был не из мягких.
Но это было не главное, что занимало мои мысли.
До сих пор я не особо переживал по поводу того, что рассказал нам Создатель. Да, меня расстроило, что это была всего лишь игра, а не настоящий параллельный мир, и я был несколько обеспокоен тем, что мое тело в реальности лежало в коме, – но я не злился на разработчиков, из-за чьей ошибки попал сюда.
Потому что Кэт была права – мне нравилось здесь. Я был могущественным, ловким, независимым. Неотразимым. Бессмертным. Я мог делать фактически все, что захочу, ничем не рискуя. Черт, да я и вполовину не использовал свой потенциал здесь! Я мог бы завоевать любое положение в обществе, любые богатства, любых женщин. Я мог бы повелевать и править. Я мог бы стать богом этого мира.
Но впервые за все время моего пребывания здесь я испытал… ярость. Ярость и ненависть к тем, кто придумал и создал эту игру. Кто не рассчитал, не подумал, не проверил – и в результате Кэт пришлось пройти через все это. И я даже не знал, что страшнее: то, что сделали с ней, или то, что сделала она сама.
Что было для нее разрушительнее? Что отломало больший кусок от ее души, сердца – или что там отвечает у нас за возможность оставаться человеком?
И как сильно я был к этому причастен? Я, вложивший ей в руки оружие и научивший, пусть и с чужой помощью, использовать его? Использовать красиво, безотказно, смертоносно. Так, как привык делать это здесь сам.
Да, конечно, это была всего лишь игра. Но ведь я начал убивать задолго до того, как узнал это. И не испытывал по этому поводу никаких эмоций, как правильно заметила Кэт. Потому что на самом деле знал, что все здесь не по-настоящему? Или потому что давно перестал быть собой – еще до того, как застрял здесь навсегда? И остался ли в живых настоящий я – слабый, смертный, нерешительный, сомневающийся? Тот, каким я был на самом деле. Тот, кто мог ожить, только когда умрет сэр Бэзил.