Сентябрь

- А чего это в сенях стоим? – задал он риторический вопрос. – В дом просим, в дом. Выпить чего-нибудь, а то холодина такая…

- Ведите, пан подхорунжий.

Вагнер кивнул. Остальная часть отдельного отряда квартировала за скрипучей дверью, в большом помещении. Там находился очередной семнадцатилетний пацан в мундире стрелка, плюс пара еще более младших подростков в харцерском хаки. И было им, самое большее, лет по пятна­дцать. Все они тут же, неумело, схватились на ноги, еще не зная, как приветствовать входя­щего в по­мещение офицера. Вагнер им только лишь кивнул, не желая провоцировать на более от­чаянные дей­ствия.

В качестве общества в освещенном керосиновой лампой комнате отдельный отряд имел мо­лодую девушку, на коленях которой спал младенец, и пара приличных размеров хряков в сби­той их досок загородке. Вагнер поглядел на окно, затемненное военным одеялом, старательно прибитым к оконной раме.

Взгляд девушки, совершенно никакую красоту, которой портили грубые, словно бы запух­шие черты лица, скользнул по Вагнеру. Через миг девушка опустила глаза.

- Невестка… она немного не в себе… - пояснил хозяин, который пролез за всеми в помеще­ние. – Это с тех пор, как повестку получила… Мы-то уже отплакали, еще два имеются, в плену, только вот она почему-то до сих пор не может.

Похоже, сын его погиб еще в самом начале, когда еще сооб­щали, понял офицер запаса. И поглядел на спящего младенца, который никогда уже не увидит отца.

- Так ему было на роду написано. – Мужик явно верил в судьбу. – А вот старшеньких Пресвя­тая Дева защитит, как и нас.

Вагнер только скривился. У него самого было довольно скептичное мнение относительно на­мерений и возможностей Девы Марии. Хуже того, многовековой опыт это лишь подтверждал.

- Баба еду варит. – Мужик никому не давал взять слово, совершенно не обращая внимания на подхорунжего, который, вне всяких сомнений, желал перехватить инициативу. – Долго оно, по­том что натемно, но кишка будет. Кровянка. И убоина свежая.

Впервые за вечер Вагнер повеселел, несмотря на сокращение, которое неожиданно почув­ствовал в желудке, давно уже не помнящем горячей еды. Он поглядел на загородку, в которой доне­давна проживал еще один обитатель. Оставшиеся подсвинки похрюкивали, не осознавая ждущей их неиз­бежной судьбы.

- Пан капитан…

- Пан подхорунжий, скомандуйте уже "вольно", - Вагнер заметил, что весь отдельный от­ряд стоит по стойке смирно.

- Пан капитан…

- Завтра, пан подхорунжий, завтра.

На сегодня ему было достаточно.

- Пан капитан…

Сквозь остатки сна пробивался настырный голос. Вагнер натянул одеяло на голову, не об­ращая внимания на щекочущие лицо стебли. Не помогло. К голосу прибавилась еще и сотрясение за плечо.

- Пан капитан…

Военный откинул одеяло, повел отсутствующим взглядом, пытаясь понять, где находится. Ко­сти болели от неудобного положения на слишком мягком сене.

С большим трудом он сконцентрировался на склоняющемся над ним заросшем щетиной лице. Прежде, чем его распознал, знакомый запах перегара, напомнивший ему вчерашний вечер.

- Пан капитан приказал с рассветом разбудить, - оправдывался хозяин. – Вот я и бужу.

- Ага… - буркнул офицер, отчаянно пытаясь не погрузиться снова в сон. Он знал, что если за­кроет глаза, то вновь заснет. Капитан с трудом сел.

А все от обжорства, подумал Вагнер. Первая горячая еда за… Ладно, не будем. Самое глав­ное, удалось отвертеться от самогонки. У подхорунжего, правда, очень подозрительно блесте­ли гла­за, но в присутствии офицера он не мог пить без разрешения. А разрешения не плучил.

Уже тогда до Вагнера дошло, что он попал в большие неприятности, чем предполагал раньше. Подхорунжий Мазёл на орла никак не был похож. Сопляк, из которого армия сделала ав­томат, не об­ремененный мышлением. Один из тех молодых пацанов, одурманенных патриотиче­ской и национа­листической пропагандой. Плюс блеск в глазах при виде самогонки.

Капитан тихо выругался, вспоминая о ждущем его задании. Мазёл – это тупица, кандидат в солдафоны самого худшего пошиба. Остальные мальчишки молодые и глупые, зато в них масса во­одушевления. И у них имеется куча оружии, из которого можно пострелять…

И он даже не пытался убеждать, зная, что ни к какому результату это не приведет, зато сам он утратит надлежащий по причине возраста и звания авторитет. Против его слов свидетельство­вала традиция безнадежных восстаний, вся патриотическая национальная и религиозная пропа­ганда, го­дами впаиваемые лозунги о народе избранников. И он прекрасно понимал, что их никак не убедят ар­гументы о репрессиях и судьбах подобного рода групп. Не были они первыми и, наверня­ка, не бу­дут последними.

Единственным шансом был бы короткий приказ сложить оружие, ради утешения окрашен­ный рассказом про ожидание подходящего момента. Нужно было только посоветоваться с подхо­рунжим.

Вагнер натянул ботинки, теряя какое-то время на пряжки. Потом с трудом поднялся, толк­нул просвечивающие щелями в досках двери сарая. На миг остановился, ослепленный уже высоко стоя­щим осенним солнцем.